– Уверяю вас, – распинался Наомити, – западная медицина очень скоро придет в нашу страну. Это предсказывал еще учитель Бангэн Иванага во времена моего студенчества в Осаке. Думаю, он был прав. Поскольку я изучал у него западную методику,[9] могу с полной уверенностью рассуждать на тему будущего японской медицины, как если бы держал руку на ее пульсе. Доктор Тоё Ямаваки из Эдо уже предложил вскрывать тела умерших заключенных. Нынешний учитель, Гэмпаку Сугита,[10] славит голландский метод, основанный на следующем: прежде чем поставить диагноз, надлежит провести полное обследование тела больного, а это в корне отличается от традиционного японского подхода, каковой по большей части основывается на измерении пульса. Ах, человеческое тело – настоящее чудо! Взять хотя бы кончики наших пальцев. Просто невероятное сплетение нервных окончаний и сосудов!
– Угу, угу, – завороженно соглашался с ним дед.
– Как я уже говорил, теперь, когда наше правительство признало всю важность западного опыта, оно предпринимает определенные шаги, дабы помочь японским врачевателям внедрить его в жизнь. Кстати, вы знаете, сколько лет прошло с тех пор, как знаменитые лекари Холл и Ван Танно прибыли в нашу страну из Голландии?
Наомити все болтал и болтал, окончательно позабыв о пульсе деда.
– Доктор Холл приехал в 10-м году Хорэки,[11] в тот самый день, когда родился мой сын Умпэй. Стоило мне узнать о подобном совпадении, я тут же понял – это не может быть случайностью. Я очень хорошо помню тот день. Это произошло двадцать третьего октября, в самый разгар осени. Яркое чистое небо внезапно затянулось зловещими облаками. Послышались раскаты грома, синеву прочертили ослепительные зигзаги молний. И на свет появился Умпэй. Я сам принимал роды! Когда грохот стих, птицы вновь взмыли в засиявшую первозданной свежестью высь. Я возопил: «Великий муж родился!» Столь внезапная перемена погоды наверняка поразила доктора Холла. Что и говорить, не успел он ступить на берег, как небо разразилось громом и молнией. Словно сама природа приветствовала его. Так что, милые мои, день-то, вне всякого сомнения, эпохальный. В честь этого необыкновенного события я и назвал своего сына Син, то бишь Гром. Умпэй – это его прозвище, оно означает «мирное облако». Отличные имена, вам так не кажется? Я уверен, что моему сыну суждено двигать науку вперед.
Все беседы этого словоохотливого лекаря непременно заканчивались похвалой сыну.
Каэ взвесила все окружавшие Наомити Ханаоку несообразности. Прежде всего она никак не могла соотнести этого суетливого, дурно воспитанного человека с его сыном, которого он так часто описывал. Далее шла его жена. У Оцуги и Наомити разница в возрасте составляла четырнадцать лет. Но женщина выглядела моложе, чем была на самом деле, тогда как мужчина – старше, отчего разница эта казалась еще больше. Сколько Каэ ни старалась, она так и не смогла представить лекаря мужем Оцуги.
Во время визитов к деду Наомити болтал на самые разнообразные темы, которые чудесным образом всегда приводили его к одному финалу – он начинал похваляться своим сыном, возносил до небес совершенно обычные поступки мальчишки и неизменно сообщал слушателям, какие великие надежды на него возлагает. Тем самым не в меру гордый отец отбил у Каэ всякий интерес к Умпэю. И все же, несмотря на многочисленные недостатки Наомити, девочка всегда приходила к деду, когда тот призывал его к себе.
Надо отметить, что Наомити почти никогда не говорил о своей жене. Может, знал, что все вокруг в курсе прошлого Оцуги, однако, скорее всего, он просто следовал обычаю, согласно которому мужчины не обсуждали своих жен на людях, – вероятно, не желал становиться исключением из этого правила. Каэ снова и снова пыталась проникнуться к нему симпатией, но все попытки заканчивались провалом, поскольку внешний вид и поведение чудаковатого лекаря раз за разом разочаровывали ее.
2
В преклонном возрасте дед провел много приятных часов в обществе Наомити Ханаоки. И хотя здоровье старика было достаточно крепким, в один прекрасный день, когда Каэ исполнилось восемнадцать, его хватил удар – причем безо всяких видимых причин и жалоб на недомогание, – и он тихо умер в своей постели. Имосэ предпочли позвать семейного врача, а не Наомити, но, когда врач прибыл, дед уже отошел в мир иной. К тому времени минуло более десяти лет с тех пор, как Садзихэй принял на себя обязанности главы семьи, поэтому внезапная смерть инкё не доставила Имосэ никаких серьезных неудобств, а селяне еще долго обсуждали, как спокойно и безмятежно он покинул этот мир.
9
Во времена Токугава для иноземных судов был открыт только один порт Нагасаки, поддерживались эпизодические торговые контакты с Голландией, но голландский язык было дозволено изучать лишь правительственным переводчикам, а потому знания о западной науке и, в частности, о методике врачевания японцы собирали по крупицам, получали из третьих рук, что не давало возможности составить общую картину.
10