За окном смеркалось. Чармэйн успела переделать, с помощью домового, большинство домашних дел и теперь вышивала новую, белую скатерть красной ниткой: простой узор из палочек и треугольников. Пока не хватало мастерства на более искусную работу. Совсем другое ощущение — украшать свое жилище, а не родительское. Хотелось создать что-то особенное, красивое, чтобы вся хижина засветилась. Но пока и такая скатерть лучше чем ничего, а со временем она обязательно научится...
Чармэйн улыбнулась про себя, перекусывая нить. Сладко целовать Дэмиена. Пусть он не высок, хоть и крепко сложен, а борода делает похожим на дикаря, но стоит посмотреть в глаза, и кажется, что красивее Дэмиена нет на свете. Он смотрит робко, но с особой смешинкой, словно подзуживая перепрыгнуть через глубокий овраг, в то же время обещая подхватить, если Чармэйн оступится, никогда не оставить в беде.
Каково прожить с ним жизнь? Раньше Чармэйн не задумывалась, но после поцелуя невольно начала мечтать, как и всякая женщина, о детишках у печи, о долгих зимних вечерах вдвоем за неторопливой беседой. И мечты оказались не горькими, а приятными, даже греющими.
Она обязательно встретит его поцелуем. Посмотрит в глаза и покажет, что утренняя нежность не была случайностью, что теперь они заживут совсем по-другому. Ровные стежки ложились один за другим на гладкую ткань, брауни неторопливо и основательно подметал пол. Солнце стояло высоко в небе, Дэмиен еще нескоро вернется, а сердце уже ныло от ожидания.
Вдруг брауни поднял голову, принюхиваясь к чему-то.
— Идут, — пробормотал он.
И тут же раздался стук в дверь. Не стук, а барабанная дробь, такая, что тяжелые бревна задрожали, а пустая лавка запрыгала по полу. Стук повторился, входная дверь чуть не вылетела из петель.
Чармэйн затравленно сидела на стуле, заледеневшие ноги не желали двигаться. Она только и смогла, что пискнуть:
— Кто там?
За дверью ответили коротко, приказом:
— Открой.
— Нет, — прошептала Чармэйн одними губами, — не открою.
Брауни бросил метлу посреди комнаты и бесшумно скользнул за очаг, оставив Чарм одну-одинешеньку, мнущую ненужное вышивание в руках. Острая иголка впилась в палец, выдернув Чармэйн из забытья.
Она кинулась к задней стене, дубовой, подальше от двери. Прижалась спиной к шершавой коре, к мягкому мху. А в дверь колотили и колотили.
— Открой! Открой!
Нет, ни за что. Нельзя его самой пускать за порог, Чармэйн точно знала это. Впусти один раз, и он зайдет непрошеным гостем. Нет-нет, стены родной хижины защитят Чармэйн, они должны. Дверь выстоит, а она переждет. Постучит и уйдет, постучит и уйдет...
Удары затихли, и Чармэйн слышала лишь стук собственного сердца — оно билось где-то у горла, мешая дышать. В комнате плыла тишина, а где-то за дверью шелестела трава под чужими шагами.
"Если заглянет через окно, я умру, просто умру".
Чармэйн крепко зажмурила глаза и еще глубже вжалась в ствол дерева. Вдруг дуб за спиной задвигался, перебирая заскорузлыми буграми. Чармэйн вскрикнула от ужаса и сама зажала себе рот руками, отпрянула на середину горницы. Окружена со всех сторон, совсем одна, всегда одна!
И тут снова раздался стук. На сей раз били не руками, а чем-то тяжелым, ухающим о хлипкую дверь. Стены заходили ходуном, бычий пузырь лопнул и повис бурыми ошметками. От первого удара доски треснули, а от второго низкая дверь вылетела из петель и прогрохотала по комнате, на пути сбив Чармейн с ног. Она ударилась лицом о доски, так, что искры посыпались из глаз. Посмотрев наверх, Чармэйн только и смогла различить темную тень в зияющем проеме.
Пали стены дома, не спасли Чармэйн.
Наклонившись, в горницу зашел мужчина. Его светловолосую голову, с локонами до плеч, украшал венок из сонма голубых бабочек, порхавших вокруг висков, взлетая и садясь обратно. Худощавый торс облегала блестящая черная туника с зелеными всполохами из панцирей весенних жучков-навозников. Прозрачный плащ из стрекозиных крыльев стекал по спине и тянулся по полу далеко за порог. Льдисто-голубые глаза смотрели на Чармэйн сурово, укоризненно.
— Так вот ты где, — сказал мужчина. — Суженая.
Чармэйн закрыла лицо ладонями — нашел, он нашел ее!
Мужчина, нет не мужчина, а фейри, эльфийский король, легкими шагами измерил хижину, окинул презрительным взглядом брошенную метлу, рогатый ухват и, поправив прозрачный плащ, сел на лавку у окна. Чармэйн лежала у его ног, униженно вжавшись носом в доски.