Выбрать главу

— Как не подойдет, подойдет! — обрадовались волки. — Отдай нам своего папеньку, больно он у тебя сильный. Натянем на него волчью шкуру, и будет он с нами охотиться.

Задумалась пуще прежнего Анюшка, да и кивнула. Без папеньки она уж как-нибудь выйдет замуж, а без глаз голубых — никак. Обрадовались волки, расступились, позволили выбраться из своего логова и пошла девушка дальше.

Шла Анюшка час, шла второй, не видя уже ничего пред собой, так плотно сплелись кроны деревьев. И зашла она в непроглядную чащу, где даже насекомых не водилось. И в потьмах забрела она в озеро. Схватили ее русалки за лодыжки - смеются, щекочут, не отпускают. Испугалась Анюшка, вырваться попыталась. Куда там! Тогда взмолилась она снова:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Русалки, русалки, не гневитесть, отпусти! Что угодно сделаю!

А русалки ей и говорят:

— Мы здесь, в непроглядной чаще, совсем бледные стали. Отдаш нам румянец маковый, что горит на твоих щеках — отпустим.

Задумалась Анюшка — жалко румянца. Без румянца макового на щеках ее точно замуж никто не возьмет.

— А что-нибудь другое вам не подойдет? — спросила девушка.

— Как не подойдет, подойдет! — обрадовались русалки. — Отдай нам своего братца, больно он у тебя пригожий. Будет нам косы плести.

Задумалась пуще прежнего Анюшка, да и кивнула. Без братца она уж как-нибудь выйдет замуж, а без румянца — никак. Обрадовались русалки, захихикали, и с плеском умчались на дно, а девушка дальше пошла. Только идти далеко ей уже не пришлось.

Прошла Анюшка самую малость — глядь, сидит на поваленном дереве жена лесного царя вся в шелках и драгоценностях. Волосы черные, будто вороново крыло, глаза зеленые, как болотная тина, кожа белая, как соль и светится. Посмотрела она на Анюшку, улыбнулась и говорит:

— Вижу, вижу я, о чем ты мечтаешь. Долгий путь ты проделала. Исполню я твое желание, так уж и быть. Но помни, что если твои родные вернуться домой, волшебство мое рассеится и спадет с жениха твоего будущего любовная горячка. А теперь ступай.

Сказала, и исчезла тут же. А Анюшка вдруг открыла глаза и поняла, что на опушке лежит, солнцем сморенная. Удивилась она — приснится же такое! Удивилась, взяла корзинку да и пошла домой. Пришла — а там пусто. Не подковывает лошадку отец, не варит мать кашу, не таскает брат воду. Поняла она, что наделала, села на лавку и горько заплакала.

Тем же вечером молодой королевич возвращался с охоты через ту деревню и решил остановиться на ночлег. Приняли его крестьяне, накормили, напоили, да начали наперебой рассказывать, какая прелестная девушка живет по соседству. Так рассказывали, что королевич, и не видя еще Анюшки, влюбился в нее. Влюбился, но решил сначала присмотреться. Пришел он на утро к домику девушки и постучал.

Выглянула Анюшка одним глазом в окошко и заплакала пуще прежнего. Стыдно ей было королевичу на глаза показываться после того, как она семью свою нечистой силе продала. Решила она — не будет ей счастье, пока она не вернет родных, потому на стук не откликнулась. Да только королевич услышал, что она плачет, и спрашивает из-за двери:

— Девица-красавица, почему ты плачешь? Покажись!

— Гребешок в волосах запутался, вот и плачу, — соврала девушка. — А показаться, пока волосы не причесаны, я не могу.

— Тогда угости меня чем-нибудь, и я до завтра подожду, — предложил королевич.

Вздохнула Анюшка, да и передала ему, не показываясь, в окно пирог, что сама приготовила. Забрал королевич пирог и ушел. А девушка проплакала до ночи, а ночью выбралась из дома и пошла в лес. Пошла, нашла лешего в серой чаще и отдала ему солнце из своих волос в обмен на мать. Ушло солнышко, стали волосы Анюшки черны, словно вороново крыло. Зато возвратившись домой нашла она там свою матушку, которая и не помнила, как у лешего женой была.

Снова пришел на следующий день королевич, начал стучаться, а у девушки снова слезы на глаза навернулись. Вспомнила она, что брат да батюшка все еще в плену у нечистой силы, и зарыдала.

— Девица-красавица, почему ты плачешь? Покажись же мне, не топи!

— Когда пирог пекла сажей измазалась — не ототрешь, вот и плачу — соврала девушка. — А показаться, пока щеки чумазы, не могу.