Шон всегда вытаскивал Мэтта из всяких передряг, в которые тот попадал с удивительным постоянством. Неукротимый Мэтт не поддавался приручению и шлифовке. Вот почему Шон был безмерно удивлен, когда его друг заявил, что собирается жениться на Дейзи.
Впрочем, он понимал, чем руководствовался Мэтт, делая свой выбор. Очень хорошо понимал. Красивая, нежная Дейзи таила в себе силу, способную преобразить и отпетого негодяя.
Острое сожаление снова пронзило Шона. Эх, ну и дурак же я… Хватит! Если мысли — двигатель всех моих сегодняшних действий, я нажму на тормоза, иначе колеса никогда не перестанут крутиться. Дейзи и все чувства, которые я к ней питал, остались в прошлом. Я слишком долго ждал, чтобы открыться ей, сказать правду о своей любви.
Теперь уже поздно.
Слишком, слишком поздно, черт побери.
Рыжеватые волосы, обычно зачесанные за уши и собранные на затылке в тяжелый узел, развевались. Легкий ветерок играл широким подолом красного шелкового платья, то приподнимая его, то, наоборот, прижимая к соблазнительным округлым бедрам. Сейчас она обернется, протянет к нему руки…
У Шона перехватило дыхание. Должно быть, он уже в раю — только там явью становится то, что на земле называется грёзами. Конечно, если ты этого достоин. А разве он, мистер Ответственность, не достоин?
Женщина и вправду обернулась. Он увидел овальное матово-бледное лицо с прозрачными зелеными глазами, в уголках которых затаились голубоватые тени, изящный короткий носик с россыпью мелких веснушек, слегка вздернутую верхнюю губу…
Шон нетерпеливо потянулся, предвкушая, как прижмет к себе горячее трепещущее тело, как уткнется лицом в тяжелую рыжеватую гриву. Должно быть, ее волосы пахнут камелиями, что растут перед ее домом. А потом…
Резкий звонок.
Шон застонал, пытаясь удержать остатки сновидения. Потом с силой нажал на кнопку будильника. Еще и еще раз. В комнате воцарилась тишина. Он снова зарылся в теплое укрытие постели — вдруг удастся хоть на несколько минут продлить наслаждение, досмотреть сладостный сон.
И действительно перед ним вновь появились развевающиеся рыжие волосы, красное платье и…
Опять звонок.
Нет, это не будильник, дошло до него. Звонит телефон.
С тяжелым вздохом он открыл глаза и покосился на циферблат. Бог мой, всего шесть! Ни один человек в здравом уме не станет трезвонить в такую рань!
Звонок…
Чертыхнувшись, Шон сорвал с рычага трубку.
— Говорите, — пробормотал он и закрыл глаза, снова погружаясь в легкую дремоту.
— Шон?..
Манящий образ его сновидения обрел голос, певучий и мелодичный даже в этот час, когда, кажется, ни одно живое существо — кроме разве что голосистых петухов — не в состоянии открыть рот.
И тут же Шон увидел ее рот, нежный розовый бутон, манящий, словно спелая земляника: склонись надо мной, попробуй, какая я ароматная и свежая.
— Шон, да проснись же ты!
Он машинально сбросил простыню и сел на кровати. Это сновидение не раз посещало Шона. Видимо, ночью его подсознание, проявляя особую милость, — или, наоборот, жестокость? — разрешало ему вернуться к тому, что он настойчиво подавлял в себе днем.
— Шон, ты проснулся наконец?!
Женщина его мечты… Дейзи Ферран, жена его друга…
— Дейзи? — Он поморщился, услышав свой хриплый со сна голос.
— А я уже хотела положить трубку. Решила, что позвонила не вовремя.
В ее голосе Шон уловил скрытое раздражение. Он откашлялся.
— И совершенно напрасно. Ты же знаешь, Дейзи, твой звонок всегда вовремя. Утром, вечером или ночью — в любой момент, когда я тебе нужен.
— Знаю, Шон, знаю… — Ее голос смягчился. — Ты всегда был… — пауза, — добр ко мне. Я не заслуживаю такого отношения, потому что…
— Только не начинай сначала, — перебил ее Шон. В течение последних двух лет, после трагической гибели Мэтта в автомобильной катастрофе, подобные разговоры возникали у них с раздражающим постоянством. — Я уже говорил тебе: мы друзья. — Хотя, знай Дейзи о его подавленных желаниях и неконтролируемых мыслях, воплощавшихся время от времени в такие вот сновидения, как сегодня, вряд ли он мог бы… Шон не стал додумывать свою мысль и закончил фразу: — А друзья должны помогать друг другу.
— Я знаю, но… — Дейзи прерывисто вздохнула. — Господи, о чем я думаю? Чуть не забыла… Тебе удобно разговаривать? А может, я… хм… чему-то помешала?