Они находились в уличной лаборатории Пола. Лорел перегнулась через цепное ограждение, наблюдая за Полом: тот копался у низкого, усыпанного яркими желтыми цветами куста. Рядом на земле лежал блокнот для записей.
— А в общем-то, я надеялся, что когда Майкл вернется из Вьетнама, то покончит с военной белибердой, устроит для Джимми дом. Но, полагаю, мужчин вроде Майкла грызет потребность бросать бомбы, уничтожать последки красоты в мире. — И Пол перевел безнадежный взгляд на сад — словно было уже поздно спасать то, что он любит.
Лорел недоумевала, с чего вдруг такой монолог. Всю неделю Пол игнорировал ее, а сегодня утром неожиданно пригласил в свое святилище. Сама она говорила мало, давая возможность высказаться ему, ожидая, пока он откроет мотивы приглашения.
Неделя протекала сумбурно — с бессонными ночами, головными болями; днем жарко полыхало солнце, а рядом люди, которых она не понимала и не могла выносить долго. Она решила остаться, постараться подладиться к миру Лорел, но вот уже прошла неделя, она по-прежнему не имеет представления, как к нему подступиться.
«Энцелия Фариноза», — Пол провел по желтому бутону указательным пальцем, точно лаская щечку ребенка. — Или цветущий бритлбуш — растение выносливое. Но тут уж винить, думаю, надо моего отца.
— За его выносливость?
— Да нет! За одержимость Майкла жизнью настоящего мужчины. Когда-то наш бассейн был зеркальным прудом, но вскоре после рождения Майкла отец расширил его, углубил. А позже оборудовал еще и спортзал внизу.
У ее плеча прожужжала пчела и занялась желтыми бутонами.
— Едва Майкл подрос и смог носить ружье, отец стал брать его на охоту. Убивать Майкл выучился с раннего детства. Наверное, ему полагалось восполнять недостатки слабака брата. — Пол с покорной улыбкой взглянул на нее через толстые линзы и пожал плечами.
Ей было неловко за этого чудаковатого ущемленного человека. Он, что, пытается подружиться с ней? Приглашает и ее покаяться за грехи Лорел?
— А этот как называется? — указала Лорел на гигантский кактус, напугавший ее в ночь провалившегося побега. При дневном свете растение не казалось таким уж грозным.
— Произносится «са-ва-ро», но пишется — «сагуаро». Величественный старикан пустыни. Иногда они вымахивают до пятидесяти футов, а то и выше, и живут до двухсот лет. Этому больше шестидесяти. — Пол взобрался на верхнюю ступеньку лесенки, стоявшей рядом с кактусом, продемонстрировать, что тот все равно выше него.
Лорел ткнула нерешительным пальцем между вертикальными колючими шипами и удивленно обнаружила, что зеленая поверхность восковая и прохладная на ощупь.
— Сагуаро этот рос тут еще до того, как построили особняк, до того, как родилась ты и я, и будет жить после того, как умру я, а может, и ты. Что только справедливо. Видишь ли, Лорел, в глазах природы ты ничем не замечательнее кактуса или вон того куста. Никакого особого значения тебе не придается. Никчемное создание. В сущности, человек — величайшая ошибка природы.
Легкая дымка сгустилась в подушки облаков, завихрилась над вершинами гор. Небо, казавшееся пустым, линяло-бледным, плоским из-за ослепительного солнца, точно бы углубилось, приобрело объемность, цвет; облака сталкивались, сливались в большие тучи, а из-за зубчатых горных пиков наплывали новые и новые.
Лорел начало размаривать на солнышке. Тут так спокойно, одиноко. Пол, нежно нянчившийся с растениями, так уничижительно говоривший о человеке, тоже казался одиноким. Наверное, тяжело ему пришлось, когда отец привезв дом молоденькую новобрачную.
— Пол, расскажи мне про мать Майкла. Ты ненавидел ее?
— Марию? — Тот поднял глаза от куста, словно бы удивленный. — Хм, поначалу, пожалуй. Она была совсем другой, чем моя мать. Мать у меня суровая, практичная, некрасивая. Внушала мне, что все мексиканцы неряхи и лентяи. С отцом она никогда не ладила, сколько себя помню.
Пол взялся за блокнот, глядя на пустыню вдали.
— А Мария была полная ей противоположность — добрая, ласковая, безалаберная. Отец женился на ней всего через год после смерти моей матери. Нам с Марией обоим было по девятнадцать, и она была мексиканкой. Ситуация сложилась очень неловкая, но скоро мы подружились. Мария частенько приходила сюда, разговаривала со мной. Кстати, сейчас ты мне ее напоминаешь когда стоишь вот так, и ветер треплет твои волосы.
— Я похожа на Марию?
— Да нет. Просто у нее были тоже длинные темные волосы и темные, как у тебя, глаза. И выражение такое же — застенчивое, боязливое, словно она вот-вот сорвется и умчится от первого же неосторожного слова.
— Он любил ее?
— Отец? У него было две страсти — деньги и красивые женщины. Мария была красива, так что, думаю, любил. Но поразительной он обладал способностью губить красоту. Уродовал пустыню, оставляя ее в шрамах после закрытия своих шахт. Не то — я сам видел — накинет лассо на сагуаро и валит его, так, забавы ради. А чего стоит взрослому сагуаро воспроизвести себя, не говоря уж о молодом растении. Бесценное вырождающееся сокровище пустыни. — Пол понизил голос, отвел глаза. — А потом убил и Марию.
— Как — убил? Ведь случилась авария?!
— Когда человек напролом ломит по жизни, в жертвы попадают невинные люди и растения. И всегда — в результате аварий. — Пол опять заложил карандаш за ухо и поспешно скрылся в лабораторию.
— Пол, погоди! — Лорел вошла следом, после солнца внутри казалось темно и прохладно. — Зачем ты меня вообще позвал?
— Зачем… Ах, да? Извини, разговор у меня, как и жизнь, несколько сумбурный. Хотел сообщить кое-что. — Он присел на высокий табурет. — Первое — просьба. Забирай Джимми и переезжайте с Майклом в Феникс.
— В Феникс?! Но Майкл меня к себе не возьмет. А вдобавок, я боюсь.
— За себя, Лорел? Подумаешь, важность! Я ведь уже объяснял — ты существо незначительное. Не забывай про это, и жить тебе станет гораздо легче.
Показался Эван с кактусами в каждой руке. Она избегала его взгляда, выжидая, пока он отойдет подальше.
— Но для себя — я важна! — Упорная убежденность Пола в ее ничтожности как представительницы рода человеческого раздражала. А перспектива жить с мужем, которого она совсем не знала… вообще немыслима!
— Тут тебе брак никогда не склеить. А на развод Майкл не пойдет. Ни за что! Так какой же выбор?
Не отвечая, Лорел взяла со стола книгу. Должно же быть и другое решение проблемы. Пол ошибается. На фронтисписе стояло:
«Живая пустыня. Растения, животные и философия выживания и вымирания в природе». Доктор Пол Эллиот Деверо второй, эколог, философ. Профессор изучения пустынь. Университет Аризоны.
— А еще что?
— Властям в Денвере сообщено о твоем внезапном возвращении. Слушание дела у судьи назначено на шестнадцатое июня.
Ударившись о край стола, свалилась на пол книга.
— Пол, меня посадят в тюрьму?
— Сомневаюсь. Ты же — мать. Факт этот почему-то весьма влияет на суд. — Он склонился над микроскопом и даже не поднял головы, когда Лорел уходила.
К полудню пухлые облака затянули небо над долиной, все темнея и темнея. Лорел не верилось, что в пустыне хоть когда-то идет дождь, но в воздухе явно пахло дождем.
Она поднялась в комнату Джимми и села в качалку, в ту, из старой детской, глядя, как мальчик играет у ее ног. Мария, наверное, вот так же качалась в этой качалке, наблюдая за Майклом. Стоило больших трудов уговорить Консуэлу отпереть детскую и перенести качалку сюда. Какой смысл хранить ее под замком в комнате пыльных воспоминаний, если в доме появился ребенок? Устав возиться с машинками, Джимми, звонко засмеявшись, забрался к ней на колени и привалился к груди, засунув пальчик в рот. Между ними крепла связь не столько матери и ребенка, сколько двух одиноких, ищущих утешения существ.