Во-вторых, потому что понял, что злые дяди, не получившие своих шедевров, знают не больше меня. Мой хитровыебанный папаша сумел хорошо запрятать концы в воду. И, наверное, не зря сорок лет петлял как заяц, раз эта история всплыла только сейчас. И не смерть ли Вальда послужила толчком? И теперь дяди хотят знать кто я, кто за мной стоит, как много я знаю, правда ли у меня есть то, что у меня есть. И, главное, как бы это отобрать. Прибрать к загребущим ручкам, а меня слить.
— Зачем же нам посредники в качестве какого-то господина Шахманова, если то, что надо твоему работодателю есть у меня?
— Хороший вопрос, Сергей Анатольевич, — усмехнулась Евангелина.
Она встала так близко, что я видел ложбинку между её грудок в вырезе миниатюрного платья. Чувствовал запах духов, тех самых, да, знакомых, не забытых, чего уж. Слышал её дыхание. И, наверно, должен был разволноваться. Но вместо этого ощутил лишь раздражение от этого дешёвого спектакля. Зверски бесило, когда во мне пытались пробудить инстинкты, словно мужик — это всегда примат, думающий членом. Да, физиология — сильная вещь, мы не можем контролировать рефлексы: член, может быть, и встанет, но думаю-то я всё равно головой куда его сунуть.
— Господин Шахманов обижен и требует сатисфакции? — сместился я в сторону, расправил плечи. Вырос над ней во весь свой немалый рост и слегка толкнул бёдрами. Девочка, я хоть и давно наигрался в эти игры, но тоже умею пользоваться и своими физическими данными, и их преимуществами.
— Это раз, — пришлось ей задрать голову, чтобы на меня посмотреть. Я сдержал смешок: а дыхание то у неё сбилось. Хоть она отчаянно не подавала вида. — И за ним стоят люди, которым мой работодатель мешать не будет. Это не его проблемы. А два: он не собирается платить за то, что может взять даром. За то, что ты сам ему принесёшь, если хочешь отсюда выбраться живым и невредимым.
Я улыбнулся. Ну что ж, бинго! Так я и думал.
— Без-воз-мез-дно, — прогнусавил я, — то есть даром, госпожа Неберо, получить утерянную коллекцию из моих рук мог бы только один человек — её настоящий владелец, к тому же потерявший при ограблении сына. В крайнем случае, его вдова, дети, внуки. Ты работаешь на его семью?
Она засмеялась. Громко. Заразительно. Фальшиво.
Подозрительно. Очень подозрительно.
— Я не имею права разглашать имя человека, на которого работаю.
— А я и не спрашиваю. Просто передай этому человеку, что даром, то есть в обмен на мою безопасность, было ровно до того момента как я увидел отблеск линзы оптического прицела, смотрящего на меня. В тот момент, когда пуля ударилась в грудь человека, что меня заслонил, акции твоего хозяина автоматически упали до нуля. А когда за мной закрылась вот эта калитка, — показал я на обитую железом дверь с глазком и «кормушкой» — окошко, через которое подавали еду, — а всё, что принадлежит мне, стало стремительно превращаться в пепел, начал крутиться счётчик. И чем активнее стараются меня нагнуть, мне плевать кто, Шахманов, те, кто стоит за ним, твой хозяин, или те, кто против него, счёт этот всё больше и больше. И когда я отсюда выйду — а я выйду! — я его предъявлю.
— У меня нет хозяев, я сама по себе, — передёрнула она плечиками.
— Правда? — хмыкнул я. — Это ж скольким надзирателям в этой тюряге ты дала, чтобы тебя сюда проводили с такими почестями?
Но то, что она не хотела говорить, я услышал. А, впрочем, и так уже знал: она здесь прежде всего ради себя, а уже потом ради того, на кого работает.
— Грош цена тебе как парламентёру, если ты не в курсе, что я давно не клюю на голые сиськи. Так что пусть твой хозяин подотрётся той картинкой, где он спит и видит, как нищий, никому не нужный, опущенный Моцарт на коленях несёт ему свои секреты и умоляет их взять. Передай ему — вот! — хлопнул я по бицепсу и резко согнул руку, выставив средний палец.
Она засмеялась. Громко. Заразительно. С претензией на искренность.
— Шут ты, Моцарт.
— Да, я шут, я циркач!.. Так что же!.. — пропел я басом, взмахнув рукой. — Пусть меня так зовут вельможи…
— Безумный, отважный, но шут, — покачала она головой.
— Да хоть клоун. Скажи своему хозяину, чтобы послов ко мне больше не присылал. Захочет поговорить — знает, где меня найти. Свидание окончено, — я пересёк камеру и постучал в дверь. — Охрана!
— Я слышала ты женат, — послушно пошла она следом, делая вид, что ей всё равно. Но, подозреваю, именно за этим пришла, а не за тем, чтобы озвучить мне условия сделки.