— Я… Мне… — заикалась я. — Мне надо сначала поговорить с Сашей.
— Конечно, конечно, Солнышко, я понимаю, — кивнул он.
И так стало его жалко, когда он обречённо повесил голову.
При Иване он был агрессивно-важничающим, таким суетливо-храбрящимся, агрессивно подчёркивая своё привилегированное положение в этом доме, а, может, и вообще своё положение, значимость. Но сейчас я видела настоящую тоску. И неподдельную грусть.
Кто бы мог подумать, но я чувствовала то же самое. Только Сашка ушла от него сама, а нас с Сергеем разлучили. Но разве это важно: Михаил любил Сашку, я любила Мо. И разлука нас убивала.
— Миш, — я погладила его по плечу, первый раз так по-панибратски, — мне очень жаль.
Он ткнулся в моё плечо лбом и так тоскливо вздохнул, что у меня сердце оборвалось.
— Есть ещё вариант, — сказал он тихо. — Мне кажется, если бы ты поговорила с отцом, — он поднял голову. — Ведь он тоже действующий сенатор. То я мог бы…
— С отцом?! — перебила я. До меня доходило как до утки, что именно Михаил предложил. И буквально парализовало от ужаса, когда я поняла, что должна попросить отца отказаться от своего кресла в Совете Федерации в пользу Сергея. После всего, что он мне наговорил. После всего, что я от него услышала…
— Твой отец мне обязан, — пояснил Барановский. — И даже, не побоюсь этого слова, должен. Денег. Много. Он занял, когда покупал особняк. Но, если это поможет вернуть жену, я готов простить ему долг. Я даже сам с ним поговорю и предложу.
— А это может тебе помочь? — опешила я.
— Твой муж сказал, что вернёт мне жену, — невысокий, полненький, он взмахнул руками как упитанный лебедёнок с подрезанными крыльями, что не может взлететь, — если я помогу ему выйти. И я сделаю что угодно ради неё.
О, чёрт! Я выдохнула.
Чёртов Моцарт! Так вот почему он взялся помогать Сашке. Вот почему поселил её в свой блядский номер «1221». Вот почему приставил охрану. Он, как всегда, знал, или предвидел, что может сесть, поэтому подстраховался. Сашка пришла к нему сама. Но теперь он использует её как наживку. Как средство давления на Барановского.
И умело, надо сказать, использует.
Первый раз я не знала восхищаюсь им или ужасаюсь.
Первый раз не понимала радоваться, что он такой умный и хитрый, или возмущаться, насколько подло поступает. Или он знает секрет как заставить Сашку вернуться к мужу? Как заставить её полюбить этого некрасивого коротышку, для которого на ней сошёлся свет клином? Или, главное, всё же выбраться из тюрьмы, а там они пусть сами разбираются?
Я бы и дальше хлопала глазами, но в дверь позвонили, а мама крикнула из кухни:
— Солнышко, открой, пожалуйста!
— Миш, я с ней поговорю, — кивнула я и побежала открывать.
Иван молча проводил меня глазами.
— Андрей Ильич, — отступила я в прихожую, распахнув дверь перед господином Шуваловым. У нас в семье его называли «граф Шувалов». Но каждый раз, когда я слышала это «граф», вспоминала бабушку, что его почему-то не любила и всегда презрительно фыркала: «Граф! Этих Шуваловых как конь наёб, поди пойми кто из них граф, а кто так».
— Евгения Игоревна, — степенно поклонился статный пожилой мужчина.
Я не испытывала к нему никаких особых эмоций, как и к большинству отцовских влиятельных знакомых. Меня удивил тот факт, что граф нанёс визит, когда отец уехал, но я вежливо промолчала.
А граф положил трость. Снял перчатки. Бросил на спинку стула сырое от дождя пальто. И, перевесив трость на сгиб локтя, проследовал за мамой, что освободилась и вышла его встретить.
«Он приехал к маме?» — ещё больше удивилась я, провожая их глазами.
Но у меня в кармане зазвонил телефон и — граф Шувалов, разговор с Барановским — всё отошло на второй план, когда адвокат сказал, что мне разрешили свидание с мужем.
Глава 8. Евгения
Вновь оказаться в руках мужа — это было похоже на сказку, на волшебный сон, на сбывшиеся мечты.
«Только не плакать! Не плакать! Не плакать!» — уговаривала я себя, глядя на его разбитую губу, на сбитые костяшки и старалась не думать про синяки — подрался? избили? — когда на ходу он расстегнул знакомый спортивный костюм.
— Малыш, — выдохнул Сергей, и прижал меня к себе, едва дверь в комнату для семейных свиданий захлопнулась. Потянулся к лицу, к волосам, к губам. А потом подхватил на руки и прижал к стене.
Я бы всё равно не устояла. Вспыхнула как спичка. Завелась мгновенно.
Ноги подкашивались от его близости. Голова кружилась. Дыхание сбилось. И всё, что хотелось говорить, сдирая платье: «Мой… мой… мой… мой».