Выбрать главу

— Вы не выйдете отсюда без моей помощи, господин Емельянов, — разозлился он. Правда всегда злит. А он знал, что именно так и было: мне с его царской милости вроде как даровали жизнь и свободу, но Сагитов срать хотел на его приказы. И выбил у господина графа табуреточку из-под ног. Ох, как выбил! Теперь он выглядел старым пиздаболом. И это ему ой как мешало вести со мной беседу.   

— Ой ли! — усмехнулся я. — Не знаю, что вы там о себе возомнили, но такие царьки как вы, чьи приказы даже их подчинённые не выполняют, мне не интересны. 

— И всё же вы живы, — смотрел он на меня сверху вниз холодно, жёстко. А когда замолкал, давая мне слово, поигрывал желваками на худом лице.

— Благодаря самоотверженности моих людей, а не вашей милостью. Так что я вам ничего не должен.

— Ну что ж, — вздохнул он, словно я его утомил. — Надеялся, что до этого не дойдёт, но, вижу, вы куда упрямее, чем я думал.  — Подняв со скамьи, он припечатал к столу толстую папку.  — Освежить вам память? — достал из конверта фотографии, явно откопированные специально, и швырнул.

Снимки рассыпались по столу веером. И словно прошлое взглянуло на меня, требуя ответа. Окровавленные тела. Остекленевшие глаза. Застывшие посмертными масками лица. Избитая Настя. Застреленный Лука. Убитый Давыд. И — совсем уж по дых — гроб с моей женой, заваленный цветами.

Довольный произведённым эффектом, Шувалов усмехнулся.  

— Срок давности по этим делам двадцать лет. А прошло семнадцать. Вы же понимаете, Сергей, что сколько бы ни отмалчивались, если я приобщу это к свежему делу, то сидеть вам пожизненно. И сидеть вам будет очень не сладко: об этом я тоже позабочусь. Хотите получить эту папочку?

— Нет, Андрей Ильич, — равнодушно покачал я головой.

— Нет?! — удивился он, я бы даже сказал искренне.

Не того парня ты решил взять на характер, дядя. Не того. Зря на хер нитки наматываешь.

— Нет, — я уверенно покачал головой. — Но, если уж вы в ней так заинтересованы, покажите папочку моему адвокату. В любом случае сторона обвинения будет обязана предоставить все до единой бумажки, что приобщат к делу. Так сэкономьте нам время и нервы. Если Валентин Аркадьевич сочтёт вашу папочку полезной, тогда и поговорим, — я встал. — Может быть.

— Вы пытаетесь диктовать мне условия? — расправил он и без того прямые плечи и гадливо сморщился. Впрочем, он всегда ходил с таким лицом, словно его накрахмаленная манишка измазана навозом: изящно вырезанные ноздри тонкого прямого носа презрительно подрагивали, губы брезгливо кривились.

— Я не пытаюсь, Ваше Сиятельство, — приподнял я одну бровь, меряя его взглядом. — Я диктую. И да, я упрямый. Может, выгляжу тупым, но не такой дурак, как вам кажется. Я вам нужен куда больше, Андрей Ильич, чем вы мне. И нужен живым: а я чуть не получил пулю в грудь — что сказало куда больше о вашем бессилии, чем о силе. Теперь вот это, — оттолкнул я фотографии. — И мои замороженные счета. И закрытый ресторан. И сгоревший склад. Всё это говорит только об одном — о вашей беспомощности. О безысходности, даже отчаянии, не побоюсь этого слова. Крайнем отчаянии. Если могли, вы бы уже получили, что хотите, и плевать вам сгнию я в тюрьме или выйду — вам это стало бы безразлично. Но вы здесь, а значит, не получили ничего. И это вас крайне утомляет.

Маска на его гладко выбритом лице застыла прямо как у Короля Ночи из «Игр престолов» — злобная, бездушная, ледяная. Костяная.

— Да и вы не смогли учесть всё, не правда ли, Сергей Анатольевич? — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Не ошибается тот, кто ничего не делает. 

— Справедливо, — усмехнулся я. — И лучше бы вам ничего не делать. Всё и так сложилось — лучше не придумаешь. Я сел. Перестал путаться у вас под ногами. Но вы обрадовались, расслабились, решили, что желаемое уже у вас в кармане и… жестоко проебались, — улыбнулся я широко, издевательски. Гнусно. — Что-то пошло не так?

— Всё пошло так! — выплюнул он и заиграл сведёнными от злости желваками. 

— Да, бросьте! — зевнул я и лениво почесал отросшую щетину. — Признайтесь, всё из рук вон плохо. Вы пытались оставить меня без средств к существованию. Думали стану покладистее? Не вышло: оказалось не все голодные сговорчивы. Решили поссорить с друзьями, подорвать мою деловую репутацию? Опять мимо. Люди молчат, на рожон не лезут, но не глупы, понимают, что к чему. Пытались заинтересовать парнишку? Уверен, пытались. Но Руслан Кретов, смеха ради создавший хреньку, которую теперь вам так хочется, тоже не продался. Знаю, упрямый парень. Точно знаю, — кивнул я. — И знаете, почему? Потому что он мой парень. Я других не держу. Вот вы с досады заводик и спалили. Да не достанься ты никому! — взмахнул я связанными наручниками руками. — А до коллекции господина Вальда вы без меня не доберётесь, хоть через задницу наизнанку вывернетесь — без меня её никому не получить. Как-то так. Не всё покупается, Андрей Ильич. Не все покупаются!