— Я хочу домой, — подхватив за руку, я не дала ему обернуться. — Дианку нашёл?
— Да. Посадил в кафе. Она заказывает нам кофе.
— Вы тогда оставайтесь, а я поеду.
— Жень, что случилось? — всматривался в моё лицо Бринн.
— Не спрашивай. Пожалуйста! Просто посади меня в такси, — посмотрела я на него умоляюще.
— Давай я тебя отвезу, а потом вернусь за Дианой.
— Нет, — упрямо покачала я головой. — Мне очень надо сейчас побыть одной. Хорошо?
Он молча кивнул.
И молча захлопнул за мной дверь подъехавшей меньше чем через минуту машины.
Но, кроме того, что, кажется, ничего у нас не получится — Сашка никогда не вернётся к мужу, Барановский скоро об этом узнает, а мне придётся выбирать между счастьем сестры и свободой мужа, — у меня была ещё одна веская причина сейчас избегать компании.
Я поняла, что ещё меня беспокоит с самого утра. Откуда вся эта тошнота и какое-то непонятное нездоровье.
— Остановите, пожалуйста, у аптеки. Я буквально на пару минут, — попросила я.
— Да, конечно, — легко согласился вежливый водитель.
И приятная улыбчивая девушка в белом халате, пробив чек, сунула в шелестящий пакетик мою покупку — тест на беременность.
Глава 12. Моцарт
Яркий свет слепил.
И не было никакой возможности ни отвернуться, ни закрыться от него.
Но я и не хотел. Это был белый свет жизни — яркие лампы тюремной медсанчасти. Я был несказанно рад, что снова его вижу. И ещё больше тому, что мне всё это не приснилось, когда рядом знакомо затянули:
— Спрячь за решёткой ты вольную волю… Выкраду вместе с решёткой…
— Куплет про девчонку мне нравится больше, — прохрипел я и закряхтел от боли.
Я думал бок болел, когда мне отрезали половину печени, но то была щекотка по сравнению с тем, как он болел сейчас, когда ребро разрубила заточка, а из лекарств здесь был, наверное, только просроченный анальгин. Его мне и кололи.
Но это ничего, потерплю.
Главное, что я жив. А ведь уже и не надеялся.
Сколько мог в ту ночь, когда получил предупреждение, я боролся со сном. Всё думал: это он меня предупредил, что готовится покушение, или решил намеренно нагнать страху, чтобы я ссал, нервничал, дёргался, не спал. Только это бесполезно — он меня всё равно замочит.
Сколько мог не позволял поглотить себя вязкой сладкой дрёме. Но к утру, когда за окнами уже забрезжил рахитичный рассвет, всё же задремал. И проснулся за секунду до того, как в бок мне вошла чёртова железка.
Я успел схватить руку. Я успел увидеть лицо того, кто склонился над моей постелью. Успел даже выкрикнуть, в тщетной надежде, что он остановится:
— У тебя есть внучка! Она жива, наша…
Напрасно. Меня ослепила, оглушила, выгнула боль.
Не знаю взвыл я, заорал.
Кто-то из сидельцев-однокамерников уже долбил в дверь. Кто-то посильнее натягивал на голову одеяло. Кто-то кричал:
— Охрана! Помощь нужна! Тут человек на штырь напоролся. Вы посмотрите, что делается! Да что же вы, ироды, таких кроватей понаставили, что человек во сне бок себе распорол!
— Ай-яй-яй, какой железка торчать! — причитал старый узбек в тюбетейке. Этот явно был из подсадных. Безобидный такой, в полосатом халате. Я запомнил его с обезьянника. Мы вместе просидели часов шесть, и он всё пытался меня разговорить. Всё вопросы задавал.
Кровища хлестала как из недорезанной свиньи. Кровавая лужа становилась всё больше. Все поплыло перед глазами.
Подняли меня или я встал сам. Шёл я или меня вели. Положили на носилки или, когда я упал по дороге, потеряв сознание, меня потащили волоком — я не мог сказать точно. Точно я мог сказать только одно — во мне сделали ещё одну дыру. И на количество площади моего тела их становилось чересчур много.
Первое и единственное, что сказала мне врач, когда пришла делать перевязку: угрозы жизни нет.
Остальное я понял сам: и ни то, и ни другое. Катин отец меня ранил, чтобы я оказался здесь. И это была лучшая новость за последние дни. Хотел бы убить — бил бы между рёбер, в печень или почку. Но он проколол мышцу. Лишь потому, что я дёрнулся, заточка поцарапала ребро. Судя по углу удара и сквозную дыру — наколол меня на штырь, сделанный из оторванной от кровати железки, как шашлык на шампур — я даже от заражения крови не умер бы. А зачем — я понял, услышав этот гнусный голосок с соседней койки.
— Не перебивай, это следующий куплет, — возмутился Патефон и хмыкнул, когда я открыл глаза. — Здорово, бро! Ну и дрыхнуть ты здоров! Я уж извёлся.