— В каком смысле? — спросила Диана, которую за руку взяла Химар. — Мы же случайно приехали.
— Это вам так кажется, — хмыкнула Кирка, и кивком показала, что Ди, как и мне, надо взять за руку Целестину.
Кирка переложила на кресло тетрадь. Я проводила глазами недописанное письмо: интересно, а такое можно рассказывать?
Теперь мы стояли у кровати Эли кругом по две, с каждой стороны.
Когда ей на грудь водрузили большой, размером с линзу для хорошей лупы, выпуклый матово-белый камень я не заметила. Но зато хорошо видела, как Химар облизала бумажку, положив её ненадолго на язык, а потом приклеила Эле на лоб.
— Ты свободна! — прозвучал её неожиданно мужской, словно ломающийся, низкий голос и сорвала бумажку как пластырь. — Она отпускает тебя.
Я дёрнулась, увидев на лбу Целестины проступивший чернилами знак перевёрнутого креста на холмике земли.
Подруги соединили свои руки и заговорили хором.
— Сальве, Реджина, матер мизерикордиа, — монотонно бубнили они, закрыв глаза, повесив головы на грудь и сжимая наши ладони, — вита, дульчедо этэ спес ноостра…
Монитор взорвался писком, показывая сбившийся сердечный ритм и зашкаливающий Элькин пульс.
Нет! Я не желаю участвовать в этом дурацком обряде! Я позову на помощь!
Но мою руку только сильнее стиснули пальцы Кирки, что так и бормотала, не открывая глаз:
— Адэ тэ кламамус, эксэсулес фили хэвэ…
— Вы же её убиваете! — выкрикнула Диана, когда монитор показал прямую линию и взвыл монотонным «пи-пи-пи!»
Но рука Химар тоже не позволила Ди вырваться. И слова, что они произносили не стихли…
— Адэ тэ суспирамус…
— Нет! — крикнула Диана.
— Что за? — опешила я.
Мы обе замерли как парализованные, когда камень на груди Целестины вдруг засветился голубым матовым светом.
— О клемэнс! О пиа! — звучало всё громче. И вдруг оборвалось…
Воцарилась полная тишина
А затем ровная линия монитора дёрнулась и показала первый сильный удар.
Сердце Целестины снова билось. Ровно. Спокойно. Чисто.
Я очнулась, когда в глаза больно ударил яркий свет.
Что это было? Я зажмурилась и потрясла головой. Я словно спала и мне приснился странный сон. Но я не спала, я всё ещё стояла у кровати Целестины.
— Вы её чуть не убили! — услышала я гневный голос Дианы.
— А ты разве не этого хотела? — усмехнувшись, пробасила в ответ Химар. — Чтобы она умерла, а её парень достался тебе?
— Нет, не этого!
Кирка усмехнулась.
Они гасили свечи. Ссыпали пепел. Убирали свой инвентарь. Открыли окно, чтобы проветрить комнату.
И на всё это безобразие вместе со мной смотрела со своего больничного ложа Целестина.
— Эля, — покачнулась я, не веря своим глазам. — Эля! — хотела крикнуть, но на самом деле лишь прохрипела.
Она сжала мою руку.
И, могу поклясться, что даже под кислородной маской я увидела, как она улыбнулась.
Глава 4. Евгения
Это самое странное, что мне когда-нибудь приходилось видеть, слышать и пережить в своей жизни — обряд, проведённый в больнице двумя сумасшедшими бабами.
Но ещё более странным было то, что они сказали, уходя. Сказали не мне.
— И мать не мать. И отец не отец, — хмыкнула Кирка, забирая свои карты и смерив Диану таким взглядом, словно это она была загадка природы, а не эти две «криповые дуры», как назвала их Диана.
Они ушли. И нас тоже выгнали. Прибежали врачи брать анализы, делать какие-то замеры, констатировать кратковременную остановку сердца и, чёрт знает, что ещё.
Я искала в поисковике слова молитвы, что они читали. Картонка с ней, по иронии написанной на латыни, осталась на тумбочке.
«Славься, Царица, Матерь милосердия, жизнь, отрада и надежда наша, славься! К Тебе взываем в изгнании, чада Евы. К Тебе воздыхаем, стеная и плача в этой долине слез. О Заступница наша!..» — любезно поделился интернет.
— Откуда у неё этот шрам на лице? — ходила мимо меня по коридору Диана, о чём-то хмуро раздумывая. Хотя почему «о чём-то»? Я точно знала о чём: о полученном пророчестве, о том, что только что произошло. В общем, было о чём подумать.
— На неё напали, в семь лет, — не знала я какую версию рассказать: ту, что считалась официальной и знал Моцарт, или настоящую, что поведала мне сама Целестина. — С тех пор у неё тоже есть дар. Она провидица, как, видимо, и её странные подружки.
— А ты видела раньше этот крест? — расхаживала Ди взад-вперёд, скорее озабоченная, чем испуганная или потрясённая.
— А ты? — как могла избегала я прямых ответов.
— Да. Только не нарисованный, а выжженный. На руке у одного мужика.