Меня не волнует, говорит ли что-нибудь Конни обо мне Люси. Знаю, если говорит, то сохраняет лояльность по отношению ко мне, но не могу себе представить, чтобы такая тема когда-либо поднималась. Не думаю, чтобы мысль обо мне возникала в сознании Люси, даже тогда, когда она ела воскресное жаркое в моем доме и поспешно совокуплялась с моим мужем в нашей гардеробной, пока я готовилась подать пудинг и кофе. Она всегда была слишком занята, применяя на практике слова: «Давай сделаем это по-быстрому», чтобы подумать обо мне. Я недостаточно гламурна, чтобы занять место среди ее друзей, и не настолько богата, чтобы стать ее клиенткой. Короче говоря, я не стою ее внимания.
Конни, как и обещала, через несколько минут приходит ко мне. Я открываю дверь и вижу, что она едва сдерживает слезы.
— Знаешь ли, существует кое-что похуже, чем то, когда дети цепляются за ноги и умоляют тебя не оставлять их, — замечаю я.
Конни опускает Флору, свою младшую, на кухонный пол, садится на табурет с мягким сиденьем и протягивает руку к коробке с печеньем.
— Что может быть хуже?
— Себастьян и Хенри сегодня утром буквально бросились от меня прочь. На мою долю досталось лишь самое небрежное прощание.
Как я и надеялась, Конни забывает на время свое огорчение и сочувственно улыбается.
— Я видела их на спортивной площадке, похоже, у них все в порядке. Бегали как сумасшедшие. По-моему, это была хорошая идея — так расставить новичков в первый день, чтобы не слишком их волновать.
— Ты имеешь в виду родителей новичков?
— Да. — Она снова улыбается, немного расслабившись. Я отворачиваюсь от Конни, чтобы приготовить кофе, — это дает возможность, не теряя достоинства, спросить: «Ты видела, как Питер и Люси привезли Ориол сегодня утром?»
В этом-то все дело. Среди нескольких миллионов преступлений, совершенных против меня бывшим мужем, это побило все рекорды. Он и его наглая любовница — ну ладно, его жена — решили послать своего ребенка в мою школу. В мою школу! Когда я говорю «моя школа», я, разумеется, имею в виду школу мальчиков. Ну как? Неужели нет ничего святого? Очевидно, нет. Я не могла себе представить, что Люси в ее положении, с ее разборчивостью решится вступить на нашу почву.
Я надеялась, что буду в безопасности. Никогда бы не подумала, что Люси выберет для своей дочери государственную школу. И Питер, и Люси работают в Сити, и деньги к ним текут рекой. Они с легкостью могли бы себе позволить небольшую шикарную школу с избранным контингентом учащихся.
Школа, где учатся Себастьян и Хенри, просто великолепная. О ней хорошо отзываются во всех отчетах, там изумительная спортивная площадка. И хотя почти невозможно найти в Лондоне школу в окружении зелени, здесь растут огромные деревья, за сохранностью которых следят. Я тщательно обследовала микрорайоны со школами еще до того, как забеременела, и настояла, чтобы мы купили жилье в таком месте, которое обеспечило бы детям попадание в Холланд-Хаус.
Черт бы побрал эту корову!
Это был хорошо рассчитанный ход, направленный на то, чтобы причинить мне боль. И он действительно, как ни странно, причинил такую боль, хотя мне казалось, что я, тысячекратно пораненная, уже умерла для боли. Их дом в Холланд-Парке даже не относится к этому микрорайону, но Люси отправилась в школу и очаровала директора мистера Уокера (возможно, даже соблазнила его, кто знает, чего можно ожидать от этой хитрой дьяволицы?). Она наплела историй о том, как хорошо будет для Себастьяна и Хенри быть поближе к своей сестричке. Корова, сука, ведьма! Как она посмела? Будто бы она заботится о благополучии мальчиков. Если бы заботилась, то не стала бы спать с моим мужем, прикидываясь моей подругой, не правда ли? А Ориол им не сестра. Во всяком случае, только наполовину сестра, у них общий только отец. Все, что Питеру пришлось сделать, чтобы заслужить звание отца, — обрюхатить меня, а для этого ему не потребовалось слишком напрягаться, хотя он и утверждает теперь обратное.
Ему не пришлось протирать их крохотные тельца холодными фланелевыми пеленками, чтобы сбить температуру, когда они были младенцами, не прикладывал он и травяные примочки к струпьям ветрянки. Он даже не водил их к дантисту, педиатру или окулисту. Он не подстригал им ни волос, ни ногтей; не упаковывал для них ленч, не делал с ними уроки. Он не приглашал на чай их друзей, не пришивал метки к их формам. Он не отвечал на их многочисленные вопросы ни о смерти, ни о хулиганах.