Но Питер женат на мне дольше, чем на ней. Теперь он мой. Он мой.
Боже, нужно это отпраздновать. Это просто фантастика. Я выключаю свет в предвкушении хорошего сна.
Глава 9 РОУЗ
Вторник, 12 сентября 2006 года
Оставив мальчиков у школьных ворот, я обмениваюсь парой фраз с другими мамами, записываюсь на дежурство в библиотеке на среду и подхожу к учителю физкультуры, мистеру Шоу, чтобы спросить, какие полотенца дать мальчикам на урок плавания в четверг.
Улица внезапно пустеет. Двери машин захлопываются — матери поспешно разъезжаются на работу или по домам, издалека доносится детская болтовня. Звенит школьный звонок, и я могу расслышать, как миссис Фостер выкрикивает команды, чтобы дети построились ровными рядами. Я стою неподвижно до тех пор, пока не стихает и звук шагов.
Я вздыхаю.
У меня внезапно падает настроение, сильно падает. Я могла бы сказать, что впала в депрессию, хотя это не то слово, которое я с легкостью употребляю. Вчера мне удалось занять себя на целый день и не думать о так называемых друзьях, оказавшихся предателями. Весь день я провела в саду, энергично сгребая листья и траву, готовя сад к зиме. Никто не позвонил. Я так и знала, что не позвонят. Дейзи будет отмалчиваться целую неделю, а затем позвонит как ни в чем не бывало, такая у нее манера. Мужчины, возможно, вообще уже позабыли, о чем говорили, это вполне в их духе. Они предоставят Конни наводить мосты и восстанавливать дружбу, но вчера она должна была уехать фотографировать в Нортхемптон, так что у нее не было возможности поговорить со мной. Она позвонит сегодня. Я не стану с ней разговаривать. Нет, конечно, не стану. После такого наглого поведения. Больше никогда!
Я снова тяжело вздыхаю. Мысленно перебрав свои обязанности на сегодня, я понимаю, что мне предстоит не такой уж загруженный день.
Я устала. Почти не спала после той ссоры за воскресным обедом. Как Дейзи посмела! Как все они посмели! Так грубо вмешиваться в чужую жизнь! Я никогда не осмелилась бы поступить подобным образом. Мое сердце снова сильно забилось. Прошлой ночью оно билось так сильно, что мне пришлось встать с постели, пройтись по дому и выпить стакан воды, чтобы немного успокоиться. Они поняли бы, что натворили, если бы у меня случился сердечный приступ или удар. Смерть от возмущения. «Растрачиваю впустую свою жизнь». Какая наглость! Что заставляет Дейзи считать, будто ее жизнь более стоящая по сравнению с моей? Мне совершенно очевидно, что последние шесть лет она живет словно в заключении, и сама знает об этом. Она может сколько угодно утверждать, будто все их с Саймоном путешествия и удовлетворение от работы, которое они испытывают, что-то значат в жизни, но я могу возразить, что все это тускнеет и становится незначительным по сравнению с воспитанием детей. И она должна признать мою правоту, иначе зачем она так старается пополнить свою собственную семью? Что касается Конни, она стала совершенно невыносимой с тех пор, как завела свое дело. Только потому, что ей удается сочетать успешную карьеру и материнство, она вообразила себя владычицей вселенной. Раньше она не была такой привередливой. Ужасно!
Глаза защипало, а в затылке утвердилась пульсирующая боль.
Нельзя сказать, что прежде, до воскресенья, меня ужасало поведение Конни. Обычно она довольно мила: всегда восхваляет меня и утверждает, будто я своим примером заставляю других матерей испытывать угрызения совести. И до воскресенья я всегда ужасно жалела Дейзи и Саймона, потому что они с радостью пожертвовали бы своими экзотическими путешествиями ради возможности оказаться по колено в подгузниках.
Но как они могли так жестоко поступить со мной? Почему они такие злые?
Вдруг я замечаю, что прошла мимо дома, и с удивлением обнаруживаю, что стою около местного «Старбакса». Внутри несколько служащих офисов в щеголеватых костюмах поспешно допивают двойной эспрессо, прежде чем спуститься в метро. Там же и пара мамаш с малышами, еще не научившимися ходить. Дети ползают по полу кафе, такого я не допускала никогда, даже когда смертельно уставала после тяжелой бессонной ночи — это негигиенично. Двое человек читают газеты. Я завидую им: они выглядят невозмутимыми, словно время дано им, чтобы его расточать, а не заполнять чем-то, и оно не пролетает мимо, как у меня.