– Алло, – произнес недовольный хрипловатый голос.
– Сеня, доброе утро. Это Даша, бывшая жена Максима.
– А, – без всякого энтузиазма протянул мужик.
– Хочу с тобой поговорить, только лично, с глазу на глаз.
– Подъезжай до двенадцати, позже не смогу.
Я заперла автомобиль и пошла в подъезд. Звонить в дверь пришлось минут десять. Наконец с той стороны послышался сонный голос:
– Кто там?
– Даша.
Семен распахнул дверь. Махровый халат подчеркивал огромное пузо, которым мужик обзавелся к сорока годам.
– Ты? – изумился он.
– Сам велел до двенадцати приехать, – с идиотским видом заявила я.
– А я думал, Адка с дачи приехала, – невпопад ответил Сеня.
Он провел меня в гостиную и, попросив подождать, вышел, плотно притворив дверь. Потом в холле послышалось легкое шуршание. На цыпочках я подошла к двери и, присев, заглянула в замочную скважину. Сеня выпроваживал из квартиры девицу. Лица не видно, только длинные черные волосы да стройная фигура. В руках уходящая держала большую красную лакированную сумку. Ай да проказник! Аделаида – на дачу, а муженек – развлекаться.
Послышался негромкий плеск воды, потом Семен всунул в гостиную голову:
– Кофе хочешь?
– Давай, только на кухне.
В большой мойке из нержавейки стояла грязная чашка, на ободке – след кроваво-красной помады. Проследив за моим взглядом, Сеня сообщил:
– Приятель вчера заходил, посидели, кофейку попили.
Ну да, дружок скорее всего «голубой», раз помадится. Но мне было недосуг оценивать умственные способности Воробьева.
– Знаешь, что случилось с Максом?
– Что? – прикинулся кретином старый друг.
– В тюрьме сидит, за убийство!
– Ах это, – протянул Сеня, – старая новость, думал, еще чего произошло. Похуже.
– Господи! Как ты считаешь, что может быть хуже?
– Ну, в тюрьме всякое случается, запросто убьют или опустят, а еще туберкулез, чесотка…
Слушая, как добрый друг сладострастно перечисляет подстерегающие Макса неприятности, я в который раз удивилась могуществу зависти. Хотя, если разобраться, особых поводов у Сени не было.
Генерал Полянский и папа Сени, тоже генерал, близко дружили еще с тех пор, когда спали на соседних койках курсантами. Вместе учились, вместе совсем юными отправились на фронт, воевали бок о бок. Потом жизнь развела их в разные стороны. Полянские осели в Москве, Воробьевых мотало по стране. Частые переезды не лучшим образом сказались на Семене. Он иногда оказывался с родителями в таких местах, где даже не было школы. Поэтому когда мальчику исполнилось двенадцать, его отвезли к бабушке, в богатую сибирскую деревню, где-то в районе Красноярска. Старуха получала на внука великолепное денежное довольствие, да и сибирский колхоз – не то что подмосковные хозяйства. На завтрак, обед и ужин Сеня ел парную говядинку и свининку, лакомился пельменями, шанежками и пирогами с брусникой, морошкой, грибами, а рыбу там и за еду не считали. В девятом классе он бросил школу и пристроился в правление колхоза «Наш путь». В обязанности Сени входило готовить обзор сельских новостей, который звучал каждый день по деревенскому радио в рабочий полдень. Родители навещали сына не слишком часто. Потом умерла мать. Отец, погоревав для порядка полгода, женился вновь. Сеня отправился в Караганду знакомиться с мачехой. И опять повезло. Милая, простоватая женщина чувствовала себя немного виноватой перед пасынком, тем более что ее родной сын жил вместе с ней. Подарки посыпались на Сеню дождем, денежное содержание увеличили.
В 1976 году Семен приехал поступать в Литературный институт. Абсолютно беспроигрышный вариант – колхозник из далекой Сибири, организатор деревенского радиовещания! Ну кто мог по прежним временам зарезать такого абитуриента на вступительных экзаменах, когда каждому вузу вменялось в обязанность учить детей из разных социальных слоев. Поэтому Сеня поступил легко, несмотря на сплошные тройки, полученные за сочинение, иностранный язык и историю. Кстати, генералу Полянскому пришлось изрядно поистратиться, чтобы пристроить в то же учебное заведение Макса.
Нечего и говорить о том, что Сеня тут же оказался у Полянских дома. Парни скорешились. Но странной оказалась эта дружба. Сеня быстро понял, что приятель опережает его во всем. И дело даже не в манерах! К Новому году Воробьев научился пользоваться ножом и салфеткой, перестал употреблять замечательные глаголы «ложить» и «покласть», сменил «Беломор» на сигареты «Ява». Тем не менее в любой компании Макс оказывался главным. Семен начал одеваться как его приятель, старательно копировал манеру поведения и даже завел себе часы-луковицу. Но Максим непринужденно откидывал крышку своего брегета деликатным движением руки. Сеня вызывал смех, когда делал то же самое. Папа-генерал давал достаточно денег, и у Семена не существовало материальных проблем. Но в Макса девушки влюблялись страстно, писали письма и обрывали телефон. Сене доставались любительницы погулять и выпить на халяву. Макс спокойно рассуждал об экзистенциализме и зачитывался Хемингуэем, впадал в восторг от Апдайка и Айрис Мэрдок. Сеня, отчаянно скучая, оказался вынужден читать эти книги, не получая ни малейшего удовольствия. Его сердцу более милым казался Лев Овалов с майором Прониным. Но в Литературном институте любовь к простым детективам считалась дурным тоном. В крайнем случае студенты могли пролистывать Агату Кристи или Рекса Стаута, естественно, в подлиннике.