— Выдворить сию минуту! — грозно крикнул Феланор.
— Но-но-но, —запротестовал, заикаясь, муженек, — как же так?! Я-я-я заплатил за вход! Я-я-я только что прибыл! Нельзя меня выдворять! Я буду жаловаться!
И он задрыгал ногами, силясь освободиться от хватки Бъёрна под оглушительный хохот собравшихся на дворцовой площади гостей.
Бедный муженек…
Он смотрелся таким жалким, таким растерянным, что даже смеяться над ним было грех.
— Верните мерзавцу его деньги, — крикнул Феланор, — и тотчас же прочь отсюда!
Бъёрн вернул муженька на землю.
Но, обретя под ногами мостовую, тот не побежал, нет. Напротив — он упал на колени и принялся ползать, собирая медяки, которые ему презрительно накидали гости.
Он ползал бы всю ночь, верно, потому что медяков там было много. Они лежали на мостовой, маняще поблескивая в ночном праздничном свете. Но Бъёрн снова ухватил его зашиворот и, упирающегося и вопящего, под оглушительный хохот потащил к страже.
— Я не все собрал! — надрывался муженек, дрыгая ногами. — Не все-е-е!..
Но его больше не слушали.
И скоро он исчез, ушел из этой истории навсегда.
Мы остались праздновать и веселиться под грохот взлетающих в небо салютов. А он, несчастный, всю праздничную ночь протрясся в телеге, в обнимку со своим потрепанным желтым чемоданом, уезжая из Белого Города обратно…
Конец.