— Не-е-е… — грустно протянул Мирон. — Мама говорит, что папа много работает. А Митька, дурак, говорит, что у меня просто нет папы. Но я ему доказал, что это не так.
— Да? Как ты это доказал?
— Я сломал его робота. Теперь Митька не говорит, что у меня нет папы! — важно ответил Мирон.
Хм… Какая-то логика в его поступках была. Нет разговоров — нет проблемы.
Только я собрался ответить Мирону, как к машине подошла она, Панченко Анастасия. Анастасия возмущённо посмотрела на меня.
Глаза у неё красивые, большие. Только цвет непонятен из-за моих жёлтых очков. Сейчас Анастасия вся раскрашена ярко-жёлтым фильтром. Я неожиданно для себя улыбнулся, неизвестно чему.
Я ещё не успел открыть рот, чтобы сказать ей и двух слов, но уже понял, что план Семёна — лажовый.
Не будет деловых отношений. Всё будет иначе.
Ну что, приступим?
9. Настя
Меньше чем через три минуты я и сын сидели на заднем сиденье вместительного внедорожника.
Причём я не понимала, почему я дала себя увлечь этому нахалу. Да, он красавчик, и судя по всему, именно его сперма прижилась во мне, превратившись в моего ненаглядного сыночка.
Я пылала от негодования: я Смолякову ничем не обязана!
Я заплатила за услугу клинике. Я купила сперму мужчины, которую он щедро надрочил в стаканчик.
Какие претензии?
Но Смоляков, видимо, так не считал. Он поглядывал на меня через зеркало заднего вида и улыбался. Заразительно и обаятельно.
Я поймала себя на том, что и сама поглядываю на него. Поняла и разозлилась.
Сколько девочек, девушек и женщин вздыхают по мускулистому хоккеисту? Хочешь пополнить этот длиннющий список ещё и своим именем, Настя?
Я злилась и злилась. Мирон был весел: пицца вместо гречневого супа и варёной курицы — это ли не счастье для пятилетки?
Понятия не имею, куда Смоляков собрался нас везти, но закончилось бы это побыстрее!
Надо дать Мирону пиццу и поговорить со звездой хоккея, чтобы он не вздумал совать свой кривой, не единожды ломаный нос в нашу жизнь.
Внезапно я поняла, что Смоляков припарковал машину у частного медицинского центра.
— Зачем мы здесь? — спросила я.
Смоляков не ответил, вылез из автомобиля и подхватил меня на руки.
— Мирон, вылезай. Надо показать твою маму врачу, — скомандовал Смоляков. — А ещё вытащи ключи из замка зажигания и нажми на кнопку с рисунком замка.
Смоляков невозмутимо двинулся в сторону медицинского центра, даже не сомневаясь, что Мирон выполнит всё чётко и правильно.
Я оглянулась: Мирон с довольным видом спешил за нами. Щёки малыша грозили треснуть из-за счастливой улыбки.
Конечно, ему дали потыкать по кнопкам настоящего автомобильного брелока от гигантского джипа «Cadillac».
Не чета нашей старенькой «Audi», пылящейся полгода в гараже, в ожидании ремонта, который наступит ещё очень и очень не скоро.
— Так, Смоляков. Верни меня на землю, — запоздало возмутилась я.
— Поздно, Настенька. Мы уже прибыли. Мой доктор тебя осмотрит.
Я старалась отодвинуться от широченной мужской груди, чтобы не ощущать мускулы, перекатывающиеся под кожей.
Но Смоляков разгадал мой манёвр и лишь крепче прижал меня к себе, заставляя дышать свежим, морозным ароматом его парфюма.
— Не бойся, тебя не обидят! — усмехнулся Смоляков. — Я не позволю.
Фразочка прозвучала так, как будто он собирается меня кадрить. И нет, я до сих пор не понимаю, зачем ему понадобилась я?
— Сергей Васильевич у себя? — поинтересовался Смоляков у молоденькой медсестрички.
— Конечно. Принимает пациента, но вот-вот освободится. Вы к нему?
— К нему! — подтвердил Смоляков, остановившись у двери кабинета.
10. Настя
Ждать долго не пришлось. Дверь тотчас же распахнулась, и Смоляков вплыл в кабинет врача. Вот именно, что вплыл, а не вошёл.
Вообще, он передвигался на удивление плавно. Такой крупный мужчина, а двигается, словно скользит.
Похоже, что у этого хоккеиста, твёрдо стоящего на острие конька, прирождённая способность быть ловким.
— Даниил? Что у тебя?
— Сергей Васильевич, обижаете! Не что, а кто! Осмотрите, пожалуйста, нашу красавицу! — добродушно заявил Смоляков, сгружая меня на кушетку.
Потом он как бы невзначай скользнул руками по моим плечам и заявил, серьёзно глядя в глаза:
— Всё будет хорошо. Не бойся.
Я едва не фыркнула от зашкаливающей самоуверенности, сочащейся через поры его кожи.