— Морани… За мной еще один неоплатный долг. Мне не хватит жизни, чтобы расплатиться с тобой за все, элатейя.
— Если бы я хотела предъявить счет, то уже сделала бы это. Не тревожься, Нол.
— Ты великодушна.
— Девочка… твоя жена. Ты пойдешь к ней сегодня?
— Да.
— Она хочет тебя убить. Может, не стоит усугублять? Это будет не брачная ночь, а насилие.
Проговорив это, Морани чуть не прикусила язык. Не следовало. Не ее дело, что случится между Нолгаром и его женой. Она сделала свое — сочетала их древним ритуалом ксаранди. Теперь они — муж и жена. Что между ними происходит, никого не касается. Но она слишком привыкла за годы, что ее касается все, что связано с Нолгаром… Они стали слишком открыты друг другу…
— Я же сказал, Мора, я все осознаю и за все отвечаю. Верь мне, друг. Я знаю, что делаю.
Она коснулась ладонью его плеча.
— Я тебе верю, Нол. Что ж, счастья тебе… и Лесс.
Он благодарно обнял женщину. И не увидел, как мука исказила ее лицо. Когда они отстранились друг от друга, Морани вновь хранила прежнюю сдержанность и спокойствие. Она попрощалась с ним, вышла из дома. И лишь когда села в свой портшез, дала волю слезам. Ни одна душа не должна проведать, что Морани любила Нолгара. Все годы после смерти Дейрани она не переставала надеяться, что он однажды взглянет на нее не просто как на друга. Но он был одержим идеей вернуть ушедшую жену и не подозревал о чувствах элатейи. А теперь… пусть так и остается, раз шанс утрачен навсегда.
Задыхаясь, я толкала к двери тяжелую кровать. Не знаю, откуда у меня силы взялись. Наверно, от ярости я сейчас весь этот проклятый дом могла сдвинуть. Ненавижу! Проклятые глотта. Про муженька я вообще молчу. Похотливый хра. А эти?! Медовая Эрени называла меня подругой, а сама спокойно смотрела, как ее дед мне руки выкручивал. Ни слова не сказала, не заступилась.
Даже мальчишка стоял и смотрел. Ну с него-то что взять. Только этот седой глотта пришел, и тот на словах помог, не на деле. Хотел бы помочь, вырвал бы меня из лап папаши да отпустил домой. А теперь придется с ним ложиться. Сколько ж ему зим, коли дети у него старики?! Как мне хотелось растерзать проклятого муженька. И всех глотта.
Вдруг меня толкнуло к стенке. Кровать отлетела от двери, как соломенная. Вошел суженый. Теперь уже муженек. Я сжала кулаки. Ну а чего я хотела — колдун ведь. Надеялась кроватью заслониться, дура. Бежать надо было. Не знаю как, но бежать.
— Не подходи! — прошипела. — Порешу!
Схватила стул и швырнула со всей дури в окно. Стекло треснуло, осколки посыпались на пол. Я выхватила самый крупный, занесла над запястьем.
— Убью себя, но не лягу с тобой!
Опять не подумала, кто передо мной… Проклятый суженый даже не моргнул — просто посмотрел и пальцы мои сами собой разжались, осколок упал на пол. А я окаменела, не в силах даже нагнуться за ним.
Колдун глядел мне в глаза. Тяжело поглядел, смурно.
— Неужели я так тебе противен? Лучше смерть?
— Лучше! — выкрикнула я. Крик вышел тонкий, как мышиный писк.
Он вздохнул, сел на кровать.
— Хорошо, Лесс. Давай просто поговорим.
— Поговорим? Ты меня выкрал, чтобы разговаривать?
— Нет. Но остального ты не хочешь. А я не хочу, чтобы ты себя резала. Поэтому предлагаю уговор.
— Какой еще уговор?
Я ощутила, что руки-ноги уже могут шевелиться. Нагибаться за стеклом не стала. Успею изувечиться. Можно и послушать, что за уговор у него.
— Я не трону тебя. Не стану с тобой ложиться против твоей воли.
— Да неужто?! Домой вернешь?!
— Не верну. О том и уговор.
— Ну так чего с тобой разговаривать, если не вернешь!
— А ты думаешь, тебя дома с распростертыми объятьями встретят? Или забыла, как пращей стреляли, не заботясь, что могут в тебя попасть? А если твои родичи теперь сочтут, что ты заколдована глотта, и убьют?
— Все не с тобой миловаться, — буркнула я, но про себя не была так в том уверена. Жить-то хотелось. Я уж и сама не понимала, как это я себя стеклом полоснуть собиралась… Но знала — приблизится ко мне глотта, смогу опять!
— Уговор мой таков. Ты остаешься в моем доме. Не пытаешься сбежать. Носишь мое имя, участвуешь во всех торжествах, где мне нужно присутствие жены. Учишься нашему языку и культуре. А я не принуждаю тебя ложиться со мной. Если ты того сама не захочешь.
— Захочу?! Да шишигу я захочу! Никогда тому не бывать, не надейся!
Глотта развел руками.
— Не бывать так не бывать. Решать тебе. Мне от тебя нужно только лишь, чтобы ты вела себя прилично и не отвергала наши устои, старалась следовать им. И если через год ты не надумаешь остаться, я тебя отпущу.