Маг уложил девушку на постель. Всмотрелся в узкое личико, обрамленное шелковистыми волосами, черными, как смоль. Смуглая кожа такая нежная и гладкая, что испускала сияние. Тонкий прямой нос; губы полные, резко очерченные, на уголках — глубокие темные впадинки. Решительный подбородок, заметные скулы, широкие брови — смолянистые, как и волосы, длинные и изящные.
Память коварно подбросила другой образ. Берег Закатного Океана, где в зеленых волнах купалась девушка, юная и счастливая. Русые волосы с рыжинкой, золотистая кожа, острые девичьи грудки, талия такая тонкая, что Нолгар мог обвить ее одной рукой… Как испуганно она вскрикнула, увидев превращение кондора в мужчину… Бросилась вдоль берега, надеялась убежать от него на быстрых и сильных ногах…
Каким стыдливым румянцем налилось ее лицо, когда мужчина настиг, стиснул в кольце крепких, мускулистых рук, развернул к себе, впиваясь жадным взглядом в нагие прелести… Бьется, пытается вырваться, что-то кричит на своем западном наречии. А голосок такой нежный, что ее возмущенный крик кажется Нолгару слаще ласковых нашептываний.
Крик тонет в жарком поцелуе, руки еще жестче сдавливают девичью талию, теснее прижимают к широкому мужскому торсу… Никуда красавице не деться, никак не сбежать… И она обмякает, поддается его напору. Тогда мужчина опускается на колени, ни на миг не ослабляя захват. Волны бьются о его спину, а губы крадутся по шее пленницы, замирают на одной из налитых грудок… Язык ласкает и щекочет; и вот испуг покинул глаза русоволосой красавицы, уступил место томной поволоке.
Нолгар присаживается еще ниже, освобождает одну ногу девушки, перекидывает себе через плечо… Незнакомка снова вскрикивает — уже без страха, с одним лишь смущением… Но и оно покидает ее, когда мужчина притягивает ее к себе ближе и приникает лицом к ее промежности.
А когда через несколько часов оба, истомившись и насытившись, лежали на белом песке, Нолгар понял, что не отпустит ее. Он не думал, догоняя рыжую, на одну ночь желает получить ее тело или на всю жизнь. И лишь сейчас осознал, что не сможет расстаться с ней, не видеть больше бездонных голубых глаз, не слышать мелодичного смеха, не наслаждаться касанием бархатистых пальцев…
Только тогда он спросил ее имя — после нескольких часов дикой страсти, на исходе короткой летней ночи. Дейрани… Сладко, как ее губы… Звонко, как ее смех. Так океан подарил магу его судьбу.
Одно воспоминание о той ночи — и о сотнях ночей после — бросало Нолгара в дрожь. Его мысли возвратились в настоящее, взгляд вновь обратился на девушку в постели. Он попытался найти в себе отголоски чувств, что всплывали в памяти. Ничего. Пусто. Сердце не забилось в яростной, непреодолимой страсти от вида смуглого тела. Нолгар рассматривал невесту внимательно, но отстраненно. Оценивал, пытался увидеть в ней след той, желанной женщины. И не мог. Дейрани не было места в этих чертах.
Нолгар вспомнил, каким взглядом встретила его девушка хевья. Как плюнула ему под ноги, когда он ее приветствовал. Как после такого начала завоевать любовь, добиться принятия? А рука в руке с тем деревенским парнем? Что было между ними? Что они успели сделать, при запечатанной девственности Лесс? А главное, они так подходили друг другу… Оба молодые, смуглые… с одинаковой ненавистью в глазах.
По сердцу прокрался холодок от мысли — а если некромант ошибся?.. Неправильно протянул связующую нить, пустил Нолгара по ложному следу? А следом — мысль еще страшнее. Вдруг вся религия ксаранди ошибается, цикла перерождений не существует? Человек просто распадается в прах и никогда не рождается вновь? Если Дейрани ушла навсегда, а эта девочка не имеет к ней отношения? Если он цепляется за иллюзию?
Усилием воли маг отогнал колючую, пугающую идею. Лесс — это Дейрани. Любимая не покинула его навсегда. Они соединились, через двадцать два года после ее смерти. Он полюбит смуглую девушку хевья, а она его. Не сможет не полюбить. Их души соединены навек, и неважно, каким расам принадлежат их тела.
Глава 2. Медовая Грива
Проснулась я с гудящей головой, будто ночью напилась хмельного меду. Разодрала кое-как веки… и глазам не поверила. Потолок надо мной был не бревенчатый и низкий, а высокий, десятка в два локтей, а то и больше. И белый что твое молоко. Повернула голову вбок — и увидела огромное окно, от пола до потолка, да и шириной едва ли не во всю стену. Закрыто оно было чем-то непонятным, прозрачным. Не иначе, колдовским. Бычьим пузырем такую дырень в стене не затянешь!