— Куда возьмет? — удивленно спросил Буран.
— За что возьмет? — удивленный послышался голос Хозяина. — На кой мне Леший?
Я чувствовала, как мои пальцы тянут вниз молнию на мокрой куртке. Мне казалось, что я плавлюсь от жара, как сырок в микроволновке.
— Хозяин, а что она там делает? — послышался бас Бурана. — Раздевается, кажись?
— Это ей хозяин понравился! — вздохнул волчица.
— Понравился, значит? А мужик че тады раздеваться начинают? — послышался озадаченный голос медведя. — Тоже понравился, значит?
— Так что с девкой делать? — перебил Хозяин. — Мне-то она не нужна…
Глава четвертая. А теперь все дружно позовем Снегурочку!
Чем дальше в лес, тем толще мишки и вкуснее шишки
— Еще раз спрашиваю. С девицей что делать? — повторил вопрос Хозяин, потому что ответом ему была тишина.
— Помрет вот-вот, жа-а-алко, — послышался вздох волчицы. — А так хоть снегуркой будет… Все ж жизнь какая-никакая… Так ты ж сам говорил, что помощника хотел бы!
— Ты погляди на помощничка! Кожа да кости, мне в пояс дышит! Едва до груди достает! — донесся голос Хозяина. — Много с нее помощи будет? На нее дышать страшно! Кажись, вот-вот пополам сломается! Эх, жаль тебя девка…
И тут я почувствовала, как мою голову приподымают за подбородок.
— Вы гляньте, птенчик какой-то! — усмехнулся богатырь. — Одни глазища!
— С-с-спасите С-с-семен С-с-семеныча… П-п-пожалуйст-т-та… — прошептала я, заглядывая в глаза. — Я п-п-прошу вас… С-с-спасите его…
Мне показалось, что я заплакала. Говорили, мне одной лисой лучше не ходить. А тут пересменок. Но у зимы пересменка не бывает. Каждая минута на счету… А я — опытная… Думала справлюсь… И ведь почти справилась…
— Он же з-з-замерзнет насмерт-т-ть… — добавила я, чувствуя, как дрожат губы, а любая буква «т» превращается в плевательно-пулеметную очередь.
— Леший? Замерзнет? Насмерть? — в серых глазах стояло такое удивление, словно я глупость сморозила. — Вот в чем дело! Понял я. Ее леший в лес заманил. Небось, за старое взялся…
В этот момент густые брови сошлись на переносице. Только сейчас я заметила, как сверкает его шуба драгоценностями и взгляд чем-то очень нехорошим.
— Дык, он частенько человеком перекидывается и заманивает! — встрепенулась волчица. — То кричит, помощи просит! То еще че удумает! А тут девка сердобольная попалась! Спасать, видимо, кинулась! И в прорубь угодила!
— Теперь и мне ее жаль. Ну, девица, посмотри вокруг, попрощайся с жизнью прежней… Будет зима тебе домом родным. Больше весны и лета не увидишь, — произнес богатырь, внимательно глядя на меня. — Будешь жить во дворце ледяном. Будут тебе песни петь вьюги-метели. Или околеешь… Выбирай…
— Никогда весны не увижу? — всхлипнула я. А я так любила весну и осень… Больше лета…
— Зато жива будешь, — послышался голос. — Но к людям ты не вернешься… Никогда…
— С-с-спасиб-б-бо, что с-с-согрели! — выдохнула я, слегка растягивая слова. — Но мне п-п-пора… Искать… Семена Семеновича-ча-ча…
Прямо фламенко жаркое: «ча-ча-ча!» получилось. Но у меня зуб на зуб не попадал.
Я отшатнулась и покачнулась, словно пьяная. Вокруг меня был только снег, деревья, огромный медведь, белая, припорошенная искрящимся снегом волчица и красавец — косая сажень в плечах в роскошных мехах.
Видимо, я все-таки переоценила свои силы, поэтому силы изменили мне. Сделав буквально три шага, я упала на мягкий девственный снег, устилающий бескрайние зимние просторы. Я лежала на нем, как на перине, глядя в зимнюю ночь.
— Сейчас… Немного полеж-ж-жу… С-с-силушек наб-б-берусь и п-п-пойду, — прошептала я, глотая огромные снежинки, падающие на лицо. — Не п-п-переживайте… Я с-с-справлюсь… П-п-просто отдохну немного…
— Никуда ты дойдешь, — послышался голос в завывании метели. — Выбирай. Или снегурочкой… Или смерть…
Мне почему-то ужасно не хотелось умирать… Хотя, я понимала, что в мокрой одежде в такую стужу, я никуда не дойду. Бедный Семен Семенович. Надеюсь, что ребята его найдут.
По щекам текли и тут же замерзали слезы. Мне все это показалось… И медведь, и волчица, и красавец в роскошной шубе… Все это просто агония…
Стало вдруг так обидно! Столько всего не успела!
Моя рука поднялась, словно пытаясь поймать летящие снежинки. Она тянулась в ночное небо. Я попыталась выговорить отчаянное: «Мама!», но смогла лишь чуть-чуть раздвинуть дрожащие губы. Последний взгляд в эту вселенную, где была такая совершенная красота и так много всего-всего, скользнул по белоснежным елям.