Девица медленно стаскивала с себя платок. Варежки уже валялись на снегу. Девушка протянула руки вперед, словно отогревая их. Вокруг нее стелилась поземка, завывала метель, осыпался снег с ели, зато на бледном лице с посиневшими губами была улыбка.
Девица уже опустила платок на снег.
— О! Неужели! Братец Март, ты это сделал? — удивилась она, стоя посреди вытоптанного сугроба. Она подняла голову, словно рассматривая ель. — Ну и жарко же! Видать Март теплым будет! Глядите! Снег тает! А под снегом… О! Подснежники!
Она хрипло рассмеялась, осматривая сугроб по сторонам. Стащив с себя шубу, девица принялась шарить по сугробу руками, словно что-то роет.
— О, сколько их тут! Подснежников! — обрадовался голос, пока я осторожно слезала с Бурана. — Ты погляди! Под каждым кустом! А какие красивые! Ой, спасибо вам, добрые месяцы!
— И вот так всегда, — послышался вздох Буранушки.
Я опомнилась и слетела с него, пробираясь к стриптизерше, которую не заказывала. Она все еще стояла почти по пояс в снегу, что-то пытаясь вырыть…
С недавних пор приватизированная мною шуба стелилась по сугробам, пока я с удивлением обнаружила, что не проваливаюсь по пояс, как раньше. Словно сам снег выталкивает меня.
— О, братец Апрель, — послышался охрипший голос девицы.
— Эй! — крикнула я, пытаясь до нее добраться раньше, чем смерть.
Девушка меня не слышала, но она уже стала снимать с себя что-то похожее на старое платье.
— О, братец Апрель! Братец Май! Братец Июнь!
— Неужели там кто-то настолько симпатичный? — спросила я, глядя на снежную пустоту под елью. — Тебя мама разве не учила, что раздеваться перед двенадцатью мужиками приличная девушка может только в случае, если это медицинский консилиум! А ну быстро тулуп обратно!
Я уже подобрала с сугроба тулуп, отряхнув его от снега. Еще немного подобраться и…
— Так, все, стриптиз окончен, господа Двенадцать Месяцев! У нас двенадцать месячных, так что кина не будет! — рявкнула я в сторону елки, пытаясь натянуть на девицу платье. — Иди сюда!
— Целую корзину набрала! — слышался голос девицы, пока я натянув на нее платье, стала натягивать на нее свою куртку, а сверху тулуп.
— Милая, зачем тебе до трусов раздеваться? Представляешь, сколько… эм… подснежников еще в шубу поместится? Так, дорогие месяцы, скидываемся девочке подснежниками и прощаемся! — усмехнулась я, дрожащими от переживания руками, пытаясь запихнуть девушку в тулуп. Но она сопротивлялась, вырывалась! Скажу больше! Она даже попыталась убежать!
— Какой же ты красивый, братец Апрель! — кричала девушка, пока я пыталась засунуть ее руку в рукав.
— Где? Где Сопрель? — заметила я, просовывая озябшую руку в тулуп. — Ой! Ты его со стороны видела? Так себе! Уверенный среднячок! Ты сама подумай, сколько соплей в таком носу поместится? И вот зачем тебе сопливый муж? Другое дело Жарюль! Ты гляди какой жаркий мужик! Я бы даже сказала, что Июль у нас — знойный красавец! Так, руку сюда! Кому говорю!
Я кутала озябшую красавицу и пыталась оттащить от «костра» и «двенадцати мужиков».
— Братец Февраль! Спасибо, что уступил право братцу своему! — сипло орала девица, дергаясь изо всех сил!
— Ты там смотри, високосный он или как? — уворачивалась я от хаотичных ударов руками. — С хвостиком или без? Потому что не високосный Февраль без хвостика нам не интересен!
Надо прекращать этот разврат!
Укутав ее своей шубой, я изо всех сил волокла ее по сугробам к застывшим Буранушке и Метелице.
— Я вернусь, мои дорогие месяцы! — кричала красавица хриплым голосом, пока я изо всех сил перла ее на себе. Мы были в разных весовых категориях. Ничего себе — бедная сиротка! А весит как не бедная сиротка! Что уж говорить про дочку мачехи. Мне кажется, я ее из лесу не вытащу. Тут сани нужны и вездеход с повышенной проходимостью!
— Буду ждать вас! — сипло кричала девица, пока я дотащила ее до Бурана. В моей шубе она начала постепенно отогреваться.
— Ты недолго ее в шубе держи! А не то помрет! — послышался голос Бурана. — Шуба, хоть и греет, но помереть может!
— Да помолчи ты! — рявкнула волчица. — Сейчас девку напугаешь! Скажет, что медведь говорящий!
— Ух! — выдохнула я, не видя привычного пара изо рта.
— Ой, ой, — послышался странный голос. — Холодно-то как…
— Терпи! Сейчас тебя в деревню потащим! — осмотрелась я, глядя на то, как губы бледнеют. — Кто такая?
— Настенька, — выдохнул пар. — А где двенадцать месяцев?
— Где-где? В календаре! — заметила я, постепенно растирая ее лицо варежкой.
— А ты кто? — спросил сиплый голос, пока я пыталась восстановить кровоток.