— Как ты все это носишь? — задумчиво спросила Амеллин, одетая в простое светлое платье из легкого шифона. Сверху подруга накинула узорчатую шерстяную накидку, а волосы небрежно перехватила лентой. Пара прядей выбились из прически, обрамляя лицо.
— С неимоверным достоинством, — прокряхтела я.
Выйдя в коридор, мы тихо, как мышки, побежали в сторону ниши, где стоял цветок. То есть Майло. То есть Мелли побежала, а я шла, поскольку это красивое платье не подразумевало бег в нем.
Замерев возле цветка в горшке, я напряженно осматривалась, а Амеллин принялась беседовать с Майло. Со стороны это выглядело жутковато — вслух подруга ничего не говорила, она просто замирала, трогая лепестки, а лицо у нее было умиротворенное и отрешенное. Как у покойницы.
— Ну что? — поторопила я Мелли, когда прошло добрых десять минут. Встрепенувшись, подруга виновато протянула:
— Извини, заболтались.
Я закатила глаза, пытаясь представить, о чем можно болтать с растением. Обсуждали, какой цветочек красивее всех?
— Майло сказал что-нибудь интересное?
— Сказал, — кивнула Амеллин. — Только давай обсудим это не здесь.
— А где? — растерялась я. — В моих покоях?
— Лучше в саду, — решила Мелли, и направилась по лестнице вниз. Я поспешила за ней, хватаясь за перила, и отчаянно взывала к подруге:
— Мелли, но тут нет сада! Голая земля! Мелли, может, поговорим в твоей комнате?
Все мои увещевания были тщетны. Зловредная Амеллин Фострен заставила меня выйти наружу. Мы дошли до огромного склепа, стоявшего за замком, и уселись на лавочке.
— Ты… расскажешь… или нет? — задыхаясь, спросила я, и мысленно пожелала портному провалиться.
— Майло видел, как ночью в сторону кабинета прошла девушка. Одета как служанка, темные волосы, красивое лицо.
— Стела, — догадалась я. — Но что она делала в той стороне?
— Понятия не имею. Она ведь служанка леди Глэдис?
— Да, иногда помогает на кухне и по дому. Кстати, она должна прийти к восьми в мои покои, чтобы уложить мне волосы.
— Отлично, — кивнула Мелли. — Там ты с ней и поговоришь о том, что ей понадобилось в кабинете.
— Ты уверена, что она была в кабинете? — нахмурилась я. — Видишь ли, Энтони сегодня заснул в кресле…В кабинете.
— И?
— Не могла же она при нем лазить по шкафам! — разозлилась я и ахнула: — И камень она не могла украсть! Ведь в ней нет магии Баллардов!
— Но что-то ведь она там делала, — пожала плечами Амеллин, которая явно не понимала трагичность ситуации.
— Делала, — мрачно отозвалась я. — Только вот не воровала.
— А что?
— Ты не понимаешь? — я побледнела, задыхаясь от ярости и боли в груди. — Она встречалась с моим мужем ночью! Тайно! Что еще это может значить?
Я вскочила, не в силах сдерживать бушевавшие в груди чувства. Спящая внутри магия проснулась, и в груди забурлил приятный комок, смешанный из сил Земли и магии Смерти.
— Рини, это еще ничего не значит, — успокаивала меня Мелли. — Рини, — подруга огляделась и ахнула: из земли начали тянуться крошечные зеленые ростки, — немедленно прекрати!
— Не могу, — прошипела я в ответ, пытаясь взять магию под контроль. Получалось из рук вон плохо: зеленые стебли утолщались и взмывали вверх, причудливо изгибаясь. Вскоре половина из них уже достигала моих коленей.
— Рини, это же ядовитые цветы, — завопила Амеллин, приглядываясь к растениям.
— Какой замок, такие и цветы, — огрызнулась я, вытягивая вперед дрожащие руки и пытаясь заставить цветы увянуть. — Не получается!
— Что здесь происходит? — послышался окрик со стороны старого колодца.
Я обернулась — к нам спешил Филипп Лавин, на ходу застегивая черный плащ.
— Магия Рини вышла из-под контроля, — отозвалась Амеллин, залезая на скамейку. Цветы продолжили расти, вымахав уже до пояса. — Это ядовитые растения.
— Я сейчас помогу, — вызвался оказать помощь Филипп и голой рукой схватился за первый цветок, росший ближе всех к нему. В горле Мелли застрял крик — цветы, конечно же, были ядовитыми, а точнее, ядовитыми были их стебли — при прикосновении они выпускали едкий яд.
Я замерла, соображая, как мы будем объяснять Присцилле, что ее жених внезапно скончался накануне свадьбы. К счастью, прошла минута, а Филипп уверенно стоял на ногах, и даже не побледнел. А вот цветок, который он держал, скукожился и завял, беспомощно опустившись на землю.