Нэйтан прижимается ко мне близко. Очень близко. Наши тела почти сливаются воедино. Дыхание, сердцебиение – одно на двоих. Я не ошиблась. Вот она – любовь. Злая, бессердечная, заставляющая желать жить и умереть одновременно. И той ночью я умираю и возрождаюсь в руках Нэйтана. Когда же все кончается, а за окном начинает брезжить рассвет, Нэйтан встает, одевается, не говоря мне ни слова, а потом, когда я уже думаю, что он снова уйдет, оставив меня одну, Нэйтан подходит ко мне и аккуратно целует в лоб. От этого странного жеста, полного нежности, я начинаю плакать. Впервые за долгое время.
Нэйтан обнимает меня. Прижимает к себе.
-Перестань, - говорит он, - Все пройдет, и ты это сама знаешь.
А я плачу и плачу в его объятьях, как маленькая девочка.
Чуть позже, когда я уже успокоилась, я смотрю на руки, обнимающие меня. Они старые, морщинистые. Господин Бернард взял верх, но я не отстраняюсь, не бегу. Нэйтан для меня тот – кто он внутри, а остальное – не важно.
-Я хочу, чтобы ты уехала, - говорит Нэйтан, - И никогда сюда не возвращалась. Я хочу, чтобы ты помнила меня молодым. И, я не прошу забыть все, что я причинил тебе и твоей семье, но знай, что я люблю тебя.
Я молчу. Киваю головой. Прижимаюсь к его плечу. Рубашка Нэйтана уже мокрая от моих слез.
-Найди мою маму, - просит меня мой муж, - Она единственный, кроме тебя, дорогой мне человек.
Я обещаю и это.
Руки Нэйтана разжимаются. Я чуть отстраняюсь. Смотрю на него в последний раз. Нэйтан улыбается мне измученной улыбкой старика.
-Прощай, Дебби, - говорит он, после чего разворачивается и уходит.
Должна уйти и я. Это конец.
Глава 45 Последнее утро
Утро было серым, хмурым. Осень, стоявшая на пороге, полностью вошла в свои права. Я вышла в сад, но даже не стала смотреть на розарий, к этому моменту как никогда напоминающий мертвого зверя с облезлой шкурой.
Четкими, уверенными шагами я вышла в лесопарк, а за ним и в лес, окружающий поместье. Хоть я и была там всего раз, но сегодня я точно знала пункт своего назначения. Одинокая, покрытая сухой листвой могила в лесу. Крич - поэт, начавший все. Вот уже столетия, он покоился здесь, вдали от своего мрачного дома и его многочисленных обитальцев. Я говорю обитальцев, не имея в виду себя, или даже Нэйтана. Просто теперь я точно знаю, что ни одна душа, связанная с этим домом, не покинула его даже после проклятья.
Прядя на могилу, я с несколько секунд смотрела на нее, а потом, не имея в руках даже садового инвентаря, начала разгребать листья, очищать пространство, выпалывать сорняки. Все, чтобы хоть как-то привести это место в порядок.
Похоронила ли брата Грэйс, либо его закопала бездушная жена-убийца? Мне было неизвестно. Ровно, как нельзя было точно сказать, правда ли жена Крича убила его лишь из-за денег. Будучи молодой и замужем за господином Бернардом, мне казалось, я понимала несколько больше, чем сама Грэйс. Но ведьма была сестрой, и она была ослеплена яростью. А потому –проклятье жило, а бедный Брайтон Крич лежал здесь: вдали от всего. Забытый и покинутый.
Я думаю, Нэйтан знал об этом месте. Он точно пересказал мне историю поэта. Читал его стихи. Уверенна, он исследовал проклятье.
Наконец, закончив работу, я села на колени возле одинокой могилы.
-Простите, Брайтон, - сказала я, - Думаю, вы были единственным, кто ни в чем не виноват, но вам пришлось мучатся дольше всех. Теперь, надеюсь, вы обретете покой.
Я встала и, твердо решив посадить розы на могиле поэта весной, направилась обратно в Колд Вест.
Внутри было тихо и холодно, словно в могиле. Ни единого звука и даже шороха. Я нашла Фрейю, забившуюся в угол моей комнаты, и, взяв ее на руки, пошла прочь. Из вещей я не взяла ничего.
Взяв в гараже машину, я поехала прочь из поместья. Уже на главной аллеи, смотря в зеркало заднего вида, я увидела Грэйс. Та вышла на лужайку возле парадной лестницы и смотрела мне вслед. Женщина не пыталась остановить меня. Она просто стояла и смотрела, неподвижная, как статуя.
Когда я приехала в Колд Вест следующей весной, с обильной рассадой настоящих живых роз, как я и обещала того Брайтону, поместье встретило меня выбитыми окнами, сыростью не протопленного дома и бездвижной древесной розой, стоящей на том месте, где когда-то провожала меня его хозяйка.