— Раз знаешь мое имя, покажи лицо.
В ответ тот отрицательно покачал головой. По лицу полковника пробежала улыбка.
— Если думаешь, что я узнаю тебя по голосу, могу ошибиться. Хотя голос знакомый…
Алеша оторвал руку от лица. От увиденного Корягин вздрогнул.
— Прости, браток, но я не узнаю тебя. Скажи, кто ты?
— Соколов.
Полковник схватил его за руку.
— Не может быть! Алеша…
— Да, я.
Полковник обхватив его голову, прижал к себе. Рядом сидевшие люди невольно посмотрели на военных. Корягин, придя в себя, спросил:
— Это тебя в Афгане?
— Да. — И, словно боясь, что тот начнет задавать вопросы, опережая его, Алексей спросил: — Володя, расскажи о себе.
Корягин откашлялся.
— После окончания училища, меня направили в Молдавию. Прослужил там десять лет, поступил в академию имени Фрунзе. В настоящее время служу в Главном управлении войск. Женат. Двое детей.
— Из наших ребят кого-нибудь видел?
— Многих.
— А Умара?
— После училища ни разу не видел. Слышал, что его исключили из академии, а за какие грехи, не знаю.
— А Музапарова?
— Тоже нет. В прошлом году видел Витю Гостева, помнишь, такой высокий, с лысиной на макушке?
— Да, помню. Он из первого взвода.
— Так вот, как-то в разговоре он сказал, что Музапаров закончил академию имени Ленина и служит где-то в Средней Азии.
Корягин замолчал, но немного погодя спросил:
— Ты куда едешь?
— Домой, в Волгоград.
— Один?
— Нет, с женой. Она поехала проведать сына.
— Когда твой поезд отходит?
— В два часа.
— В нашем распоряжении еще семь часов. Через тридцать минут отходит мой поезд. Еду в командировку в Прибалтику. Ты посиди, я сейчас пойду сдам билет, вернусь.
Он оставил возле Алексея дипломат, пошел к кассам. Сдав билет, подошел к справочной. За окошечком сидела миловидная девушка.
— Здравствуйте.
Та, взглянув на полковника, молча кивнула головой.
— Мне срочно надо позвонить в город.
— На улице стоят телефонные автоматы.
— А может разрешите от вас позвонить?
Она хотела сказать «нет», но, не выдержав взгляда симпатичного полковника, подала ему аппарат. Корягин достал записную книжку, нашел служебный телефон Калашникова, быстро набрал номер.
— Виктор, привет. Угадал, кто звонит?
— Корягин, ты?
— Да.
— Ты откуда?
— С Рижского вокзала.
— В командировку едешь?
— Да, в Прибалтику. Витя, слушай внимательно. Ты помнишь Соколова?
— Конечно, помню. Он был в Афганистане, его там ранило. По-моему, он лишился ноги.
— Он здесь. Сидит в зале ожидания. Его поезд отходит в 14 часов. Я жду тебя.
— Володя, у меня в пятнадцать часов служебное совещание. Боюсь, что не смогу приехать. Ты передай ему от меня привет.
— Витя, ты должен приехать. Если бы ты увидел его лицо, то к чертовой матери послал бы свое совещание. Немедленно приезжай. Ты понял?
— А что с его лицом?
— Словами это не передашь. До сих пор от его лица я не в себе.
— Володя, я сожалею, но я действительно не могу.
— Ты, кабинетная крыса! Если ты стал генералом, это не значит, что должен забывать друзей. Не приедешь, пеняй на себя. Не забыл, как в училище на ринге я тебя мутузил? При встрече я тебе обязательно припомню. Понял?
В трубке раздался смех.
— Вот слушаю тебя и поражаюсь, какой дурак тебе полковника присвоил?
— Тот самый, что присвоил тебе генерала.
— Ладно, не сердись. Жди. Через час буду.
Корягин вновь перелистал свою записную книжку.
Девушка слышала разговор и не стала мешать ему. Он набрал номер Селезнева, который работал вместе с ним в Главном управлении. К трубке никто не подходил. Он набрал его домашний телефон. Раздался женский голос.
— Алло…
— Танюша, это ты? Это Корягин звонит. Где Толик?
— Дома, на больничном.
— А что с ним?
— На охоте был. Володя, а куда ты пропал? Почему не появляешься?
— Я постоянно в командировках. Валя грозилась со мной расстаться, если в году по двести дней буду в командировках.
— Завидую твоей жене. Хотя бы на неделю мой куда-нибудь уехал, чтобы отдохнуть от него.
— Танюша, позови его. Мне надо с ним поговорить.
Немного погодя раздался простуженный голос.
— Да
— Толик, слушай меня внимательно. Ты помнишь Соколова?
— Еще бы!
— Сейчас он сидит в зале ожидания. В четырнадцать часов отходит его поезд. Ты сможешь приехать?
— Без проблем. Где вас найти?
— На Рижском вокзале.
Корягин положил трубку, поблагодарил девушку, вернулся в зал. Соколов по-прежнему, рукой прикрыв лицо, сидел с опущенной головой. Корягин сел рядом.
— Сдал билет. Поеду завтра. Алеша, сколько у тебя детей?
— Один сын.
— Он учится?
— Да, в военном училище.
— Решил по твоим стопам пойти? Молодец! А мой наотрез отказался поступать в военное училище. Говорит: «Лучше работать дворником в Москве, чем быть генералом где-то в глуши». Это его мать обработала. В прошлом году мне предложили должность командира дивизии в Перми, так жена категорически отказалась туда ехать. Для нее трехкомнатная квартира в Москве стала дороже, чем генеральские звезды…
Он говорил, а сам незаметно поглядывал в сторону конца зала, откуда должны были появиться Селезнев и Калашников. Увидел Калашникова. Тот широкими шагами приближался к ним. Володя повернулся к Соколову.
— Алеша, посмотри, кто к нам идет.
Приподняв голову, тот узнал Калашникова. При виде генерала по старой привычке, опираясь на костыли, встал. Поднялся и Корягин. Генерал подошел к Соколову, молча обнял. Он не находил слов. При виде товарища, у которого лицо неузнаваемо было изуродовано, он так растрогался, что невольно повлажнели глаза. Они долго стояли в обнимку. Через полчаса появился Селезнев. Подойдя к друзьям, увидев лицо Соколова, вздрогнул.
— Алеша! — обнимая товарища, тихо произнес он.
Корягин посмотрел на часы, повернулся к генералу.
— Давай, генерал. Приглашай нас в ресторан.
— Вопросов нет. За мной.
— Ребята, я не пойду, — не поднимая головы, тихо произнес Алеша.
Генерал, нахмурив брови, сурово посмотрел на него.
— А ну оторви руки от лица. Ты кого стесняешься? Нас? Или этих людей? — он обвел рукой вокруг себя. — Тебе некого и нечего стесняться. Ты должен ходить с гордо поднятой головой, а не прятать от людей глаза. Пошли.
Алеша нехотя поднялся. Он попросил рядом сидевшую женщину сказать жене, когда та вернется, где он находится.
В ресторане за столом вначале разговор не клеился. Настроение у всех было подавленное. Когда официантка принесла водку, Корягин разлил ее по рюмкам и вопросительно посмотрел на генерала. Дружба дружбой, но воинскую субординацию приходилось соблюдать. Калашников встал. Выражение его лица было суровое. Некоторое время, он молча смотрел на Соколова, потом тихо произнес:
— Предлагаю поднять этот бокал за наших боевых друзей, которых уже нет в живых, которые отдали жизнь за нашу Родину.
Все встали и молча выпили. Незаметно водка сделала свое дело и за столом установилась оживленная беседа. В основном вспоминали курсантские годы. Позабыв, что на их плечах солидные погоны, словно мальчишки, перебивая друг друга, рассказывали о своих проделках в стенах училища. Алексей смеялся вместе с ними, но его смеха не было слышно. Друзья незаметно опустошили две бутылки водки, и генерал махнул рукой официантке. Вновь на столе появилась водка. Больше всех говорил Калашников. Не оттого, что он был генерал и никому не давал рта открыть, просто по натуре он был говорливым.
Корягин понял, что его просто так не остановишь и, перебив, сам заговорил:
— После училища я попал в Архангельскую бригаду, в Соловецкие края, там, где Макар телят не пас. Не успел я приехать и представиться командиру батальона, как меня позвали на партийное собрание. Там же комбат меня представил всем коммунистам. Сижу на партсобрании, а у самого кишки от голода волчьим воем воют. Пока двое суток добирался до батальона, в рот ничего не брал. Голодный, как зверь. С нетерпением жду, когда закончится собрание, чтобы пойти в солдатскую столовую что-нибудь перекусить. Слово взял майор Захаров, заместитель командира батальона, он с возмущением говорил, что отдельные офицеры заходят в солдатскую столовую и объедают солдат. Его словам я не придал значения, мне было не до его партийной принципиальности. Я был голоден. Майор сильно заикался. Я шепотом поинтересовался у рядом сидевшего прапорщика, мол, от чего он заикается. Тот ответил, что у него контузия от войны. После собрания командир роты меня повел в казарму, построил мой будущий взвод, представил солдатам, пожал мне руку и пошел к себе. В этот день мои гаврики заступали в кухонный наряд. Чертовски хочется кушать. Когда мои солдаты заступили в наряд, тут же, под видом проверки, я пошел в солдатскую столовую. В зале никого не было. В окошке приема грязной посуды я увидел своего рыжего солдатика. Я его сразу запомнил, когда ротный меня представлял взводу. Подошел к нему.