Первым в ресторане их заметил Селезнев.
— Идут, — прошептал он.
Алексей встал. Дима подошел к отцу и крепко прижал к себе. Они долго стояли так, обнявшись. Настя молча наблюдала за ними. В какой-то момент у нее смягчилось сердце к сыну, хотела подойти к нему, но неожиданно увидела пронизывающие глаза цыганки. Страх пригвоздил ее к полу. До самого отправления поезда она так и не подошла к Диме. Возле вагона друзья, простившись с Соколовым, отошли в сторону, чтобы не мешать их семейному разговору. Дима попытался обнять мать, но та не позволила ему это сделать и, словно не замечая его и не прощаясь, поднялась в вагон.
— Мама! — позвал он и хотел подняться в вагон, но отец остановил его.
— Не надо. Она сейчас в таком состоянии, что бесполезно с ней разговаривать. Ты ее должен понять и со временем успокоиться. Помоги подняться.
Дима помог отцу подняться в тамбур, а сам остался внизу, Алексей с болью посмотрел на сына.
— До свидания, сынок. Мы ждем тебя.
Дима посмотрел ему вслед и, как только отец исчез из вида, не долго думая, стремительно поднялся в вагон. Возле окна, прикрыв руками глаза, сидела мать. Он подошел к ней.
— Мамочка, милая, прости, пожалуйста.
Он наклонился к ней, чтобы поцеловать, но она не позволила. Поезд плавно тронулся.
— Мама…
Но она не повернула голову.
— Дима, уходи быстрее! — обеспокоенно потребовал отец.
Поезд ускорял свой бег, а Дима все стоял и ждал ее прощения. Не дождавшись, он побежал. Алексей, прижавшись к стеклу, с волнением смотрел на перрон, и, когда мимо промелькнуло лицо сына, с укором посмотрел на жену, но та с каменным выражением лица неподвижно смотрела перед собой.
Прыгая на ходу, Дима с трудом удержался на ногах. К нему подошли друзья отца. Корягин взял его под руку.
— Я дам тебе свой адрес. Будешь в увольнении — заходи к нам. Заодно я тебя познакомлю с моей дочкой. Знаешь, какая она красивая?
— Твоя по росту не подойдет, — подал голос генерал. — А вот моя подойдет.
— Если она такая же красивая, как ты, у меня вопросов нет, — ухмыльнулся Корягин и, довольный тем, что подколол генерала, подмигнул Диме.
До самого Волгограда, словно набрав в рот воды, Настя не проронила ни слова. Зная отходчивый характер жены, Алексей решил повременить и в разговор не вступать, чтобы не подливать масла в огонь.
Новый 1988 год они встречали вдвоем. Настя по-прежнему была замкнута. Даже тогда, когда ударили московские куранты, она не заговорила. Бокалом прикоснулась к бокалу мужа и, ни слова не говоря, выпила. При тусклом свете гирлянд лампочек елки Алексей увидел, как по ее щекам потекли слезы.
— С Новым годом! — поздравил он.
Она даже не посмотрела на него.
Неожиданно раздался телефонный звонок. Оба поняли, что звонит Дима. Алексей ждал, что Настя возьмет трубку, но та и не думала вставать.
— Настя, подойти к телефону, Дима звонит, — попросил он.
Но она с каменным выражением лица неподвижно смотрела перед собой.
Алексей поднялся, взял трубку.
— Слушаю…
— Папа, с Новым годом тебя! Здоровья тебе.
— Ты откуда звонишь?
— Я дома у полковника Корягина. Папа, дай трубку маме.
— Настя, возьми трубку. Дима зовет.
Та в ответ отрицательно покачала головой. Рукой прикрыв трубку, Алексей тихо, но достаточно жестко произнес:
— Возьми трубку!
Она вновь отрицательно покачала головой.
— Если ты этого не сделаешь, я уйду от тебя.
Некоторое время она расширенными глазами молча смотрела на него, явно не ожидая такого заявления.
— Ты не ослышалась. Я прошу тебя, поговори с Димой.
Она взяла трубку.
— Да…
— Мамочка, милая моя. С Новым годом тебя!
Она молча слушала.
— Мамочка, ну что ты молчишь?
— А что мне сказать? — холодно произнесла Настя. — Ты свое дело уже сделал.
— Мамочка, прости, пожалуйста. Но это была моя мечта…
Не слушая сына, она протянула мужу трубку. Дима продолжал разговаривать с матерью,
— Дима, мать ушла.
— Папа, ну почему она так жестока?
— Успокойся, все будет хорошо. Когда приедешь домой, она к тому времени успокоится. Дай Корягину трубку.
В трубке раздался голос Володи.
— Алеша, с Новым годом. Счастья и здоровья.
— Спасибо, Володя. Тебе тоже этого желаю.
Закончив разговор, Алексей пошел к жене. Лежа на кровати, Настя неподвижно смотрела в потолок. Он присел рядом и недовольно спросил:
— И долго ты так себя будешь мучить?
Она приподнялась с кровати, посмотрела на мужа.
— Я не мучаюсь. Мне просто больно, что вы оба такие жестокие и бессердечные ко мне.
— Ты не права. Мы любим тебя.
— От вашей любви у меня сердце в камень превратилось.
— Это ты зря, — с обидой произнес он. — Дима не преступление совершил, он просто осуществил свою мечту.
— Его мечта меня в могилу загонит!
— Поражаюсь твоим словам. Ты хоть думаешь, что говоришь? Вот ответь мне на вопрос: кого и чего ты боишься? Опять ту цыганку, которая по ночам к тебе является? Так это чушь. Нашла кому верить! Эти гадалки наговорят такое, что у здорового человека естественно возникает страх за свое будущее или будущее членов своей семьи. Давай из училища отзовем сына, запрем его в комнате и никуда из дома не будем выпускать, чтобы с ним ничего не случилось. Только что за жизнь у него будет? Он хочет осуществить свою мечту, и ты должна радоваться, что у него есть цель в жизни.
— Мне кажется, что он не свою мечту осуществляет, а гною. Так же, как твой отец и ты, днем и ночью мечтает только об одном, как бы стать генералом. А что в реальности у вас вышло?
— Слушаю я эти слова, и, честно говоря, мне становится стыдно за тебя, что так примитивно думаешь о нас. Для нас на первом месте стояло честное служение Отечеству, а что касается мечты о генеральских погонах, так это же прекрасно! Человек без мечты, что птица без крыльев. Добрый тебе совет: не пытайся обрубить крылья у своего сына, лучше сходи к невропатологу, пусть он тебя проверит.
— Что ты этим хочешь сказать?
— Абсолютно ничего.
— За этим «ничего» кроется другое. Ты, наверное, хочешь сказать, что я сошла с ума?
— Еще нет. Но если ты и дальше будешь себя так вести, то к этому придешь. У меня до сих пор не укладывается в голове, как ты прощалась с сыном на вокзале. Он умоляюще смотрел на тебя. В душе кричал, чтобы ты обняла его, а ты словно не замечала родного сына. Я смотрел и не узнавал тебя. В тебе я видел не мать своего сына, а совершенно чужую женщину. А как ты сейчас разговаривала с Димой? В голове не укладывается! Он же твой сын!
— Тебе трудно меня понять.
— Я уж не такой глупый, чтобы тебя не понять.
Не реагируя на его слова, Настя неподвижно смотрела перед собой. С улицы доносились звуки фейерверков. Народ встречал Новый год. Алексей хотел уйти, но стало жалко жену, и, притронувшись к ее плечу, он тихо произнес:
— Настя, пошли сядем за стол. По-человечески встретим Новый год.
— Я не хочу.
— Я прошу тебя.
Он взял костыли, поднялся и протянул ей руку. Она не двигалась. Некоторое время он молча смотрел на нее, потом произнес:
— На днях я прочитал высказывание одного испанского мыслителя. Послушай и поразмысли над ним: «Боже! Дай мне силы перенести то, что я не в силах изменить. Боже! Дай мне силы изменить то, что я не в силах перенести. Боже! Дай мне мудрость, чтобы не спутать первое со вторым». То, что Дима учится в военном училище, уже изменить нельзя, и это его судьба. Ты лучше смирись и в знак примирения протяни мне свою руку.
Она вновь отрицательно покачала головой. Он ждал. Не выдержав, она невольно протянула ему руку. Когда сели за стол, Алексей поднял бокал, посмотрел на жену.
— Я хочу выпить за тебя, за твое доброе сердце…
Она коснулась его руки.
— Давай выпьем за Диму Пусть все беды обойдут его стороной…