— Если бы Август был жив, он не допустил бы этого, — осмелилась предположить я. — Он бы остановил Ливию.
Папа с грустью покачал головой:
— Как знать... Когда умер последний верховный жрец, он же глава весталок, все возражали, чтобы его дочерей включили в число претенденток на избрание в весталки. А Август поклялся, что если любая из его внучек будет удовлетворять требованиям, предъявляемым к ним, он предложит ее кандидатуру.
Я услышала ехидный смешок и обернулась. Позади нас стояла мама;
— Он сказал это только потому, что Агриппина и Юлия были Уже замужем, Император провозглашал высокие моральные принципы, а сам, как веем известно, бросил свою жену и малолетнюю дочь и отбил у мужа Ливию, которая с сыном ушла к нему.
— Помолчи, Селена, — сказал отец, посмотрев в мою сторону.
Я старалась не пропустить ни единого слова. Передо мной начала вырисовываться, подобно мозаике, полная картина, становилось понятным, из-за чего в те далекие годы разразился скандал и почему вдовствующая императрица настроена враждебно по отношению к Агриппине, внучке Августа от первого брака. Неужели ей нечем заняться, кроме как допекать бедных родственников?
— Императрица считает себя такой умной, но у нее ничего не выйдет, — робко возразила я. — Марцеллу в монастырь не примут.
Мама села рядом со мной.
— Высшая весталка не будет возражать, когда Ливия позолотит ей руку.
Я задумалась над ее словами. Марцелла приоткрыла мне окно в мир взрослых. Разговаривать с родителями гораздо труднее.
— Сама идея никуда не годится! Марцелла — не девственница, — выпалила я.
Мама густо покраснела.
— Ты еще слишком мала, чтобы с тобой обсуждать такие вопросы, но ты не по летам много знаешь, — сказала со вздохом мама. — Верно, в монастырь берут только девочек. Их невинность едва ли можно поставить под сомнение. К ним предъявляются лишь три требования: они не должны иметь физических недостатков, например глухоты, их родители должны жить в Италии и не быть рабами. Как видишь, во всех отношениях Марцелла подходит, за исключением одного обстоятельства.
— Но оно — самое главное, — возразила я. — Ливия обманывает богиню.
Мама пожала плечами:
— Хороший аргумент, но императрице до этого нет дела.
— А что же Агриппина? Как она может оставаться равнодушной, когда происходят ужасные события?
— Я думаю, Агриппина в глубине души сожалеет, что дело приняло такой оборот, но Ливия ловко сыграла на ее амбициях, — пояснила мама. — Она обещает найти великолепную пару Калигуле, но грозит учинить грандиозный скандал, если все не будет устроено так, как она задумала. Никто из нас не хочет накалять страсти, кроме нашей бедняжки и глупышки Марцеллы. Ее жизнь кончена. Да, кончена.
Я обняла маму, и она тихо зарыдала.
— Марцелле предстоит провести в монастыре всю жизнь?
— Может быть. Весталки остаются там в течение тридцати лет. Потом они могут вернуться к обычной жизни, но случается это очень редко. Большинство из них предпочитают служить богине до конца своих дней.
— Тридцать лет! — воскликнула я. — Марцелла уже будет пожилой женщиной.
— Конечно.
Я лихорадочно обдумывала варианты. И вдруг меня осенило. Помочь в этой ситуации может только Калигула. В первый же день своего пребывания в Риме я поняла, что он — единственный из внуков, с кем императрица хоть сколько-то считается. От одной мысли о Калигуле мне сделалось дурно. Но иного выхода нет. Все, решено! Надо идти к нему.
У входа в роскошные апартаменты Калигулы сидел раб, я не обратила на него внимания и направилась к спальне. Остановившись на пороге, я сделала глубокий вздох и толкнула дверь. Калигула лежал, развалившись, поперек широкого ложа на подушках из леопардовых шкур. Я почувствовала отвращение при виде помятых простыней из черного шелка.
Увидев меня, Калигула осклабился:
— А, привет, Клавдия. Тебе нравится моя комната? Твоей сестре понравилась.
— То, что ты сделал с ней, — ужасно.
— Марцелле так не показалось. — Он положил руки за голову, продолжая с издевкой улыбаться. — Зачем ты пришла?
— Из-за тебя императрица хочет наказать Марцеллу. Она отправляет ее к весталкам.
— Правда? Вот интересно! — Притворная улыбка не сходила с его губ, пальцами он рассеянно теребил бахрому на подушке. — В первый раз в жизни лишил девушку невинности, а она снова становится девственницей. Оказывается, я обладаю божественной силой.
— Я не шучу. Речь идет о судьбе Марцеллы. Ты же понимал, что кто-нибудь обязательно узнает.