В течение нескольких дней Рахиль была занята подготовкой к приему. Между тем у меня из головы не выходили великая богиня Исида и ее почитательница — царица Клеопатра, экзотическая, интригующая и опальная. После торжественного приема я поспешила в свою комнату, где меня ждала Рахиль. Пусть родители скрывают от меня свои секреты, но я-то знала, чего хотела.
Лампы горели неярким светом. Поперек кушетки лежала розовая ночная рубашка. Рахиль встала, когда я вошла.
— Хотите, я сделаю вам массаж? — спросила она, снимая с меня тунику.
— Да, — ответила я. — Но кроме массажа, мне хотелось бы знать кое-что. Расскажи мне про Клеопатру. Папа назвал ее блудницей. Она была плохой?
Рахиль взяла со столика рядом с кушеткой пузырек с сандаловым маслом.
— Ее почитали как богиню. Жители Александрии до сих пор оплакивают ее. Клеопатра была последней из рода Птолемеев, династии Александра.
— Знаю! — воскликнула я в нетерпении. — Когда мы завоевали Египет, Август назначил здесь проконсула. С тех пор он и правил. Ну а что же Клеопатра? Она была красивая?
Рахиль растирала мне спину.
— Ее статуи изображают стройную женщину в роскошной египетской одежде.
— А египетская одежда не позволяет представить фигуру. Ну а ее лицо?
Опытными руками Рахиль бесстрастно проводила мне по ягодицам.
— У нее был длинный нос и выступающий подбородок.
— Но Антоний и, как я слышала, до него Юлий Цезарь...
— Дело не только во внешности, — уверенно сказала Рахиль. — Старики говорят, у нее был приятный голос, и все считали ее очень умной. — Рахиль помолчала. — И есть кое-что другое.
— Что именно?
— Ты еще очень молода.
— Мне уже четырнадцать лет. Через год родители будут искать мне мужа. Говори!
— Клеопатра опьяняла, как крепкое вино. Она собиралась объединить мир, заманив сначала Цезаря, а потом Антония...
— В свою постель, — закончила я фразу. — Но это было так давно. Папа никогда не видел Клеопатру, но он ненавидит ее. Должно быть, есть что-то еще...
Я села на кушетке, подняла руки, и Рахиль надела на меня рубашку. Зевнув, я снова легла на спину. Мои веки отяжелели.
— Кажется, папа сам не знает, почему он ненавидит Клеопатру, — сонно пробормотала я. — Но его страшит это могущество — могущество Исиды.
В ту ночь мне приснилась Исида. Ничего удивительного в этом не было — в конце концов, я думала о ней. Удивила меня реакция Рахили.
— Это знак свыше, — взволнованно сказала она. — Она всегда является во сне своим истинным почитателям.
— Откуда ты так много знаешь про Исиду? — спросила я и перестала есть фиги, поданные к завтраку.
— Я хожу в ее храм, как только появляется возможность.
— Ты, рабыня, ходишь в храм Исиды?
Мое удивление развеселило Рахиль.
— Богиня благоволит ко всем.
— Как интересно. — Я рассеянно потянулась к горшочку с медом. — В твоей купчей сказано, что ты иудейка. Говорят, у вашего народа один бог. Должно быть, он всемогущий. Почему ты отреклась от него?
Рахиль задумалась.
— Яхве наказывает народ. Одну женщину он превратил в соляной столб только за то, что она оглянулась назад. Любая богиня более великодушна.
— Не все, — заметила я. — Диана превращает мужчин в оленей, если они позволяют себе вольности, например подсматривают за купальщицами. Однако она любит животных. Когда колесница сбила Гекату, никто не верил, что она выживет. Папа хотел завести другую кошку, но Диана услышала мои молитвы. Кость сломанной лапы срослась, и сейчас моя любимица даже не хромает.
— Это просто чудо. Но расскажите, пожалуйста, какой вам приснился сон.
— Рассказывать почти нечего, — ответила я, удивляясь настойчивости Рахили. — Я видела только ее лицо, такое красивое, полное любви и... сострадания. Исида никого ни во что не превращала. Она позвала меня на лазурный берег моря. Мы вместе плавали, и она поддерживала меня. Иногда мы лежали на воде, качаясь на волнах, как в колыбели. Я чувствовала себя... в безопасности.
Рахиль понимающе кивнула:
— Море для нее священно. Да, ты стала ее избранницей. Я уверена.
Но мама была другого мнения. Я подошла к ней, когда она сидела за ткацким станком в освещенном солнцем углу комнаты.
— Не вздумай говорить отцу про Исиду, — предупредила она.
Я покорно кивнула и немного погодя спросила: