Глава 6
Обитель Исиды
Даже при тусклом свете лампы я видела, какое у Рахили бледное и напряженное лицо. Я делала вид, что не замечаю этого, когда мы тайком вышли на ночную улицу. Мы оделись просто. На Рахили была поношенная пала, хотя после банкета мама подарила ей новую, а на мне — некое подобие костюма. Прежде я никогда ночью не выходила из дома без родителей, поэтому сейчас от волнения у меня захватывало дух.
Никем не замеченные, мы быстро дошли до рыночной площади, где продолжала кипеть жизнь. В некоторых лавках шла торговля. Воздух наполняли запахи жареного барашка, храмовых благовоний, человеческой плоти. Озираясь по сторонам, осторожная, как кошка, Рахиль вела меня за собой.
Изрядно поторговавшись, она наняла паланкин. Я опасалась, не развалится ли это непрочное средство передвижения, когда его потащили неуклюжие, медлительные носильщики. За плотной занавеской, сбитая с толку частыми поворотами, я потеряла представление о том, где мы находимся, пока не почувствовала запах моря и не отодвинула занавеску, чтобы посмотреть наружу, но Рахиль задернула ее.
— Что вы делаете? — с тревогой сказала она. — А вдруг вас узнают.
Наконец паланкин небрежно поставили на землю. Мы с Рахилью самостоятельно выбрались из него, так как руки нам не подали. Я расплатилась с носильщиками и с нетерпением посмотрела вокруг. Широкая лестница вела в сад, освещенный сотнями факелов. Пришлось ахнуть от такого зрелища. Ибисы и павлины разгуливали по зеленым дорожкам, обрамленным разноцветьем роз, а в воздухе витал их изумительный аромат. Я откинула капюшон палы, и мной овладело неожиданно знакомое чувство. До нас все отчетливее доносилось негромкое пение, когда мы проходили мимо рядов резных колонн и потом оказались в преддверии храма. Мозаичные картины на полу изображали тяжелые испытания, выпавшие на долю Исиды. У меня мурашки побежали по телу, когда я прочитала слова, начертанные золотом подле картин:
За полупрозрачной занавеской, слегка колыхавшейся на ветру, находился проход в следующее помещение. В первый момент меня ослепил свет множества ламп, свисавших со сводчатого потолка, и поразило великолепие росписи в виде кругов, квадратов и дуг.
Люди стояли или сидели на мраморных скамейках небольшими группами и разговаривали. Мужчины и женщины. Модно или скромно одетые, они выглядели очень опрятно. Многие узнавали Рахиль. К моему удивлению, она обменивалась улыбками и дружественными поклонами с присутствующими в зале, простую рабыню радушно принимали в таком роскошном месте. Такой прием поразил меня.
Изучая людей, собравшихся в этом большом мраморном зале, я почувствовала, что на меня тоже обращают внимание. В одиночестве у колонны сидел молодой человек. Он уронил на пол свиток, когда устремил на меня пристальный взгляд своих больших карих глаз. Я вздрогнула и, распрямив плечи, отвернулась. Кто он такой? Как посмел смотреть на меня так, словно хотел проникнуть в душу?
Не в силах совладать с собой, я искоса взглянула на него. Молодой человек встал, поднял свиток и улыбнулся Рахили. Она приветливо кивнула ему, и он направился к нам легкой походкой. Он был высокий и стройный.
— Мы разве знакомы? — спросила я, подняв подбородок, как иногда это делала мама.
— Мне показалось, я вас где-то видел, — ответил он и низко поклонился. А потом поднял на меня смеющиеся глаза. — Но я обознался. Как простой скиталец может знать такую важную особу?
Он смеется надо мной! У него скромные манеры, говорит по-гречески с сильным акцентом, но откуда такая уверенность в себе?
Рахиль произнесла что-то на незнакомом мне языке. Он кивнул в знак согласия.
— Что ты ему сказала? — поинтересовалась я. — И на каком языке ты говорила?
— На арамейском, на нем говорят у нас в Иудее, — ответил он. — По просьбе Рахили о вашем высоком положении здесь не должны знать.
— Но вы-то откуда знаете?
Он пожал плечами:
— Глядя на вас, нельзя ошибиться. И простая одежда этого не скроет.
Я с любопытством посмотрела на молодого человека. Он тоже был скромно одет: коричневая домотканая тога и накидка поверх нее. Ничто в нем не бросалось в глаза, и все же он выделялся среди других.
— Зачем вы сюда пришли?
Его вопрос удивил меня.
— А вы?
На вид ему лет двадцать. Я подумала, может, он прав, мы где-то встречались. Мне довелось много путешествовать в последние годы. Но нет, это невозможно. Я никогда не видела это спокойное, открытое лицо уверенного в себе человека. Прирожденный лидер, его призвание — быть офицером, сказал бы про него отец. Поразившись своей собственной глупости, я ответила: