Когда мы поселились в городе-государстве, мама стала поручать мне всевозможные дела. Прежде всего предстояло познакомиться с новой метрополией. Затем требовалось обставить дом и содержать его, поскольку Тиберий распорядился, что отныне на неопределенное время мы должны остаться в Антиохии. Мама принялась учить меня вести хозяйство. На это уходило немало времени, а я еще занималась танцами, пением и игрой на лире. Плод этих стараний сейчас отражался в зеркале — молодая девушка, получившая превосходную выучку для вступления в брак, но не готовая к нему.
Риму нужно служить, но этот долг не шел ни в какие сравнения с моей обязанностью по отношению к родителям. Если бы к встрече гостей готовилась Марцелла, она была бы на седьмом небе. Сестра мечтала выйти замуж и составила бы блистательную партию даже без приданого. Она обожала флиртовать и делала это инстинктивно, импульсивно с любым мужчиной любого возраста. Я не имела таких способностей и не хотела иметь. Зачем впускать в свою жизнь людей, которым в ней не найдется места? Поэтому я не флиртовала, а вела беседы. Потенциальных поклонников, кажется, это устраивало — так или иначе, они ко мне часто наведывались. Они мне все нравились, однако мысль провести жизнь с кем-нибудь из них и, что еще хуже, разделять постель...
Кто придет к нам сегодня? — спросила я маму со вздохом.
Она улыбнулась, явно довольная моим вопросом.
— Как я понимаю, ты хочешь знать, кто будет из молодых людей? — И, не дожидаясь ответа, она стала перечислять: — Конечно, Гораций и Флавий. И дня не проходит, чтобы они не заглянули к нам. Кто из них тебе больше нравится?
Я подумала о Горации — он так молод, и ямочки на щеках. А Флавий, папин адъютант, немного старше, но все равно зеленый юнец. Радость от нового наряда немного угасла.
— Они оба симпатичные, мама, — сказала я, стараясь проявить вежливость. — Но отдать кому-то предпочтение я не могу. И больше никого не будет?
— Я попросила Друза и Нерона привести друзей. Может быть, кто-нибудь из них тебе подойдет. — Она разгладила складки моего наряда. — Выбирай, Клавдия, и поскорей.
В нерешительности я остановилась перед атриумом, где собрались гости. Золотые искры вспыхивали на моем наряде, привезенном... не откуда-нибудь, а из Индии. Подняв подбородок с улыбкой на губах, я вошла в комнату и была встречена немым восхищением присутствующих. С этого момента стало легко переходить от одной группы гостей к другой. В чьих-то глазах я прочитывала зависть, кто-то не скрывал своего восторга, и это мне нравилось. Пришли Друз и Нерон, а Калигула в этот день отправился на охоту. Все шло замечательно. И чего я волновалась?
Когда в знак приветствия мы обнялись с Друзом, через его плечо я заметила, что родители разговаривают с каким-то человеком. Я никогда не видела его раньше. На вид ему лет двадцать семь, то есть он старше меня на добрый десяток. Широкоплечий, красивый и стройный, как молодой леопард, не лишен изящества. Он смотрел на меня и уверенно улыбался.
— Кто это? — спросила я Друза.
— Говорят, он — охотник за приданым и большой любитель женщин.
— Неужели? — Я с удивлением посмотрела на кузена, отстранилась от него и не спеша направилась к незнакомцу, задержав дыхание и распрямив спину. Юлия и Друзилла всегда так ходили, а я только начинала пробовать.
— Понтий Пилат, центурион, недавно вернувшийся из Парфии, — представил мне его отец.
Центурион кивнул, улыбнувшись мне:
— Я привез послание. Ваш отец любезно пригласил меня на этот вечер.
Я пропустила мимо ушей его слова. Утонув в его глазах, я подумала о голубом озере, глубоком и таящем в себе опасность. Пилат приблизился ко мне.
— Некоторые женщины не созданы для того, чтобы быть весталками.
О ком он говорил? Нет, не обо мне. Он смотрел на бюст Марцеллы, стоявший на пьедестале поодаль. Но потом Пилат перевел взгляд на меня и оценивающе окинул глазами с головы до ног:
— К вам это тоже относится.
— И ко мне? — Мой голос задрожал. Я глубоко вздохнула, чуть-чуть помедлила и подняла голову. Теперь настала моя очередь изучить его.
У Пилата были мягкие черты лица, аккуратный подбородок, правильной формы нос, полные губы, окаймленные едва заметными складками. Говорило ли что-нибудь о его слабости? Безусловно, нет. Пожалуй, присутствовал некоторый цинизм. А разве это не типично для солдата?