Я села на кушетку напротив них и, чтобы не отвлекаться на другие темы, решила взять быка за рога:
— Германик заболел?
— С чего ты взяла? — воскликнула мама. — Он здоров как конь. Прием отложили из-за пожара у них на кухне.
— Ты уверена? Он сильно похудел.
— Пизон причиняет ему массу неприятностей. — У отца было задумчивое выражение лица. — К Германику приходили главы городских гильдий и крестьяне. Они недовольны, что люди наместника вымогают деньги за «защиту».
Снова Пизон. Тощий, будто вечно голодный наместник и его жена Планцина, горделивая, тщеславная женщина с безграничной жаждой роскоши. Я помнила их по Риму. Они ни на шаг не отходили от Ливии. Мы умолкли, когда вошли Геба и Фест, подавшие фаршированные виноградные листья, финики и налившие вина.
— Почему Германик не пожалуется Тиберию? — спросила я, после того как мы снова остались одни.
Отец пожал плечами:
— Он жаловался. А император выразил удивление: как Германик мог поверить злонамеренным сплетням? Ни при каких условиях Пизона не снимут с поста.
Я задумалась. Снова появились Геба и Фест. Они принесли на блюде запеченную ногу кабана — подношение от Друза, лично убившего его копьем на охоте. Им понадобилось несколько минут, чтобы нарезать мясо и разложить по тарелкам. Потом они поклонились и наконец вышли — хоть ненадолго. У меня появилась возможность высказать тревожившее:
— Иметь дело с Пизоном небезопасно для всех нас, но я чувствую, есть еще что-то — зловещее, что витает над Германиком.
Некоторое время мы сидели, не проронив ни слова.
Несмотря на теплый весенний вечер, у меня по коже побежали мурашки. Потом мама нетерпеливо тряхнула головой:
— Ну что мы повесили носы? У отца есть замечательная новость для тебя.
Я присела на край их кушетки.
— Какая, папа? — Мое сердце учащенно забилось. Вдруг мне стало ясно, какая это новость.
Он хранил молчание, как мне показалось, чересчур долго, задумчиво глядя на меня.
— Сегодня утром ко мне приходил Пилат, — наконец вымолвил отец. — Он просит твоей руки.
Я дотронулась до систрума, висевшего на груди. Пилат — мой!
— Папа! Вот и свершилось! — воскликнула я и обхватила его за шею.
Он расцепил мои руки, но не выпускал их.
— Он знает о твоем небольшом приданом, тем не менее готов жениться на тебе даже без него. — Отец не скрывал своего удивления. — Не иначе, это из-за твоей родословной по линии Клавдиев. Вступить в брачный союз с патрицианкой, вероятно, выгодно для молодого честолюбивого всадника.
— Конечно, — согласилась мама. — Да и наша девочка превратилась в подлинную красавицу. Правда, дорогая, — она, улыбнувшись, повернулась ко мне, — буквально с каждым днем на наших глазах ты становишься все прекрасней. Я ничуть не удивлена, что Пилат сделал тебе предложение. Я видела его вчера на играх. Даже когда лев вцепился зубами гладиатору в горло, Пилат не спускал с тебя глаз. Он определенно очарован тобой.
Я засмущалась. Конечно, Пилат очарован, в этом и состояла задача. В первый раз я испытала легкое чувство вины, но тут же прогнала его от себя, уверенная, что буду отличной женой Пилату. Я найду, как угодить ему. Он станет самым счастливым человеком на свете. Еще раз я обратилась к Исиде с молитвой благодарения за дарованного человека моей мечты.
В следующий раз я ходила на колесничные гонки с Пилатом. Мы сидели в отдельной ложе с Агриппиной и Германиком, предоставившим деньги на их проведение. В ложе, кроме нас, находились мои родители и приемный отец Пилата.
Пилат-старший отличался тучностью. Под его ярко-синей шелковой тогой я видела складки жира, колыхавшиеся при движении. Но ходил он быстро, и взгляд его отличался остротой. От этого человека ничто не ускользало. При всей сердечности и обаянии, он высказывал осторожные суждения. Время от времени отец Пилата поглядывал на Друзиллу, сидевшую поодаль. Я чувствовала, он сомневается в правильности сделанного сыном выбора. Они ссорились из-за меня? Я ближе подвинулась к нему, придумывая какие-то слова, способные одновременно польстить ему и заставить изменить отношение ко мне.
— Пилат говорил, что вы готовите чемпионов, — робко сказала я. — Вы, должно быть, хороший знаток лошадей. Я в этом мало разбираюсь. Подскажите, на кого лучше поставить?
Он улыбнулся и, наклонившись ко мне, прошептал:
— Ставьте на синего.
В этот момент Планцина, сидевшая ниже, обернулась и внимательно посмотрела на меня. Казалось, она изучает каждую мелочь моего наряда. Затем жена наместника быстро перевела презрительный взгляд на Друзиллу. Я машинально потрогала аметистовую брошку, подаренную мне Пилатом в тот день. Я знала, что она очень красивая и идеально подходит к моей сиреневой тунике, но все же меня испугало презрение этой пожилой женщины. А если богатые светские семьи не примут меня? Пилат честолюбив. Вдруг я обману его ожидания?