Агриппина положила челнок и посмотрела на меня, в ее печальных глазах засветился прежний огонек.
— Я не в силах воскресить мужа, но я могу в Риме отомстить за его смерть, увековечив имя Германика. Мы не можем зачать еще одного ребенка, но я могу защитить от напастей тех, кто у нас есть.
Она встала и решительным движением головы, исчезнувшим в последние месяцы, откинула назад свою рыжевато-каштановую гриву.
Чувство облегчения завладело мной. Перед нами возникла прежняя Агриппина, снова готовая на геройские поступки.
Каждый вечер за ужином мы обсуждали с мамой ежедневные новости о военных действиях. Гордость переполняла нас при частом упоминании в них имени отца. Сентий, недавно назначенный наместник и сенатор, не имевший военного опыта, всецело полагался на моего отца. Пизон выходил на стены осажденной приморской крепости и обещал щедрые вознаграждения наемникам. Отец приказал войскам выйти из-за укрытий, связывать лестницы и по ним взбираться на стены. Тучи тяжелых стрел, град камней и лавина горящих поленьев из метательных орудий обрушились на головы оборонявшихся, а рев труб заглушал льстивые речи Пизона. Сопротивление было сломлено. Пизон просил, чтобы ему дали возможность остаться в крепости в обмен на сдачу армии. Он обещал не покидать крепость и ждать повеления Тиберия о том, кто будет править в Сирии. После того как Сентий отклонил условия, отец взял штурмом крепость, захватил Пизона и отправил его в Рим под вооруженной охраной. Там император примет решение, какое наказание заслуживает подлый убийца.
Агриппина не стала полагаться на случай. Несмотря на приближавшуюся зиму, она собралась отправиться в Рим с прахом Германика и изложить все факты Тиберию и Сенату. Я с тревогой ждала, когда это произойдет. Само собой разумеется, отец возглавит ее личную охрану, а мама поедет с ним. Пилат вызвался сопровождать их, но отец не разрешил.
— Вы нужны Сентию здесь для обеспечения порядка, — объяснил он.
Я с облегчением вздохнула, надеясь, что этого никто не заметил.
К отплытию снарядили траурный корабль, на нем должны были отправиться в путь не только Агриппина и мои родители, но и кузины Юлия и Друзилла.
— Не представляла наступления такого дня, когда мне будет не в радость оказаться в Риме, — призналась мама при расставании на пристани.
Я пожала плечами, не сдержав улыбки:
— Ты почувствуешь себя вполне счастливой, как только ступишь на берег. Кроме того, там Марцелла. Ты сможешь часто видеться с ней.
Мама кивнула:
— Конечно, вновь увидеться с ней через столько лет будет для меня большой радостью, но, дорогая моя, я готова разорваться, чтобы находиться там и здесь. Мне так хочется быть с тобой при рождении ребенка. Осталось всего полгода. Я помню, как ты испугалась тогда, в детстве.
Я приосанилась:
— Сейчас я уже взрослая. Рожать детей — моя обязанность. И я очень хочу этого ребенка. Я молюсь Исиде, чтобы родился мальчик. Пилат будет рад. Все мужчины хотят мальчиков. Правда?
— Наверное, но большинство из них быстро смиряются с дочерьми. Возьми, к примеру, твоего отца.
Я подумала об отце, о том, как он всегда любил нас.
— Пилат не такой. Он ждет сына. Я знаю. И мне никак нельзя обмануть его ожидания.
— Обмануть ожидания? Что ты, дорогая! Пилат обожает тебя. Если сейчас родится девочка, то потом будут мальчики. Вы же прекрасно ладите, не так ли? В последний месяц после возвращения из Селиции он светился от счастья.
— Да, у нас все замечательно. Но мне хочется, чтобы ребенок еще больше сблизил нас. Ведь так и бывает?
— Конечно, но супружество — это не только дети, как бы их ни любили. Ты, наверное, догадываешься.
Я кивнула, не зная, как выразить словами свои чувства. После вступления в брак я стала смотреть на Селену не только как на мать, но и как на женщину, очень счастливую женщину. Они с отцом были единым целым.
В последнюю минуту расставания мы все старались не выказывать слабости. Но это не удавалось даже отцу, стоявшему в стороне, когда мы прощались с мамой. Он задержал меня в своих объятиях, хриплым голосом отдав Пилату наказ:
— Береги эту девочку!
Я стояла на пристани и махала рукой, пока черные паруса не скрылись из виду.
Пилат ушел — у него была назначена встреча с Сентием. «Не иначе важные вопросы, не терпящие отлагательства», — подумала я, не придав значения слабому спазму внизу живота.
Зима выдалась суровой. Немногие корабли пускались в плавание в штормовую погоду. Неделями не приходили никакие известия, а если и приходили, то иногда оказывалось, что они были лишь повторением уже полученных. Невозможно было предугадать, какой корабль пробьется сквозь зимние шторма, поэтому корреспонденты не полагались на случай. Пилат отправил в порт раба, целыми днями дожидавшегося прибытия судов. И вот наконец он прибежал, запыхавшийся, с письмом от мамы. У меня отлегло от сердца, когда я узнала об окончании путешествия, все живы-здоровы. Из Брундисия, где они высадились, мама писала: