Выбрать главу

— Меня зовут Мириам, — представилась она. — Некоторые называют меня Мириам из Магдалы.

— Я — Клавдия. Мой муж, Понтий Пилат из Антиохии, послал меня сюда лечиться. А вы зачем здесь?

— Скорее не я, а мой знакомый. Его беспокоит колено.

— Мне думается, он правильно сделал, приехав сюда. Каких специалистов здесь только нет: и хирурги, и массажистки, и акушерки. Я надеюсь воспользоваться услугами акушерки — вот почему я здесь.

— В самом деле? А я последние восемь лет стараюсь вообще не обращаться к акушеркам.

Я посмотрела на нее с любопытством. Милая женщина, даже красивая, должно быть, старше меня на один-два года.

— Не могу представить этого.

— Вам везет, — ответила она и подвинулась.

Я села рядом, и мы разговорились. Она приехала в Пергам из Рима. Заметив систрум у меня на шее, Мириам сказала, что она тоже поклоняется Исиде. Я сразу же почувствовала в ней родственную душу и хотела продолжить беседу с ней, но появилась Семпрония и потребовала немедленно обсудить со мной что-то важное. Подумав, что это связано с моим лечением, я вышла за ней из библиотеки.

— Ты знаешь, кто это? — спросила она.

— Просто приятная женщина.

— Приятная женщина! — пухлыми руками Семпрония уперлась в свои пышные бедра. — Она одна из куртизанок, пользующихся дурной репутацией в Риме. Генерал Максимус привез ее из Иудеи. Произошел ужасный скандал. Ее родители ничего не желают знать о ней. С тех пор она живет то с одним мужчиной, то с другим. Последний — имей в виду, сенатор — привез ее сюда с собой.

— Откуда вы знаете?

— Об этом говорят все. Если бы ты не тратила так много времени за чтением...

Я уже научилась не обращать внимания на Семпронию, пропускать мимо ушей ее болтовню. Я думала о Мириам, спокойной и элегантной, в пале из зеленого шелка, накинутой поверх туники цвета морской пены. На ее длинных пальцах и в маленьких аккуратных мочках ушей огнем сверкали крупные топазы. Она выглядела дорого. Чем бы ни занималась Мириам, очевидно, она делала все хорошо.

Семпрония продолжала говорить, грозя пальцем:

— ...твоя репутация. Что подумает твой муж?

— Что я научусь чему-то новому.

Семпрония осталась стоять с разинутым ртом, а я ушла к назначенной мне массажистке.

В последующие несколько дней я проводила много времени с Мириам. Мне нравились ее обаяние и отзывчивость, ее тонкий юмор. При всей моей сдержанности не представляло трудности делиться с ней своими чувствами. Вероятно, не последнюю роль в этом сыграла наша общая вера или ее легкая схожесть с Марцеллой, а может быть, просто то, что Мириам была хорошей собеседницей, начитанной, восхищавшейся, как и я, Вергилием и начинающим писателем Сенекой. Пока ее состоятельный почитатель Като Валерий отмокал в горячих источниках, мы совершали длительные прогулки и вместе ходили в театр. Она любила литературу и увлекалась философией. Хотя Мириам высказывала суждения с юмором и конкретно, она редко говорила о себе.

Каждое утро Гален приходил в мою кабинку для сна и cl ободряющей улыбкой интересовался:

— Асклепий явился вам?

Каждый раз я отрицательно качала головой. На пятое утро я робко спросила:

— Может быть, я не достойна?

— Исключено. Помните, вовсе не обязательно, что вы действительно увидите Асклепия. Достаточно того, что вам приснится сон. Я истолкую его и затем помогу исполнить желания бога.

Я безнадежно покачала головой:

— Всю жизнь мне не давали покоя сновидения. Сейчас, когда я хочу увидеть сон, у меня ничего не получается. Почему?

Я начинала выполнять указания врача, питая большую надежду. Ее укрепила царившая в центре атмосфера добросердечия и милосердия, уютная и располагающая обстановка. Каждый безрезультатно проведенный день удручал меня. Я все больше и больше беспокоилась о Пилате. Сколько еще времени мне придется провести вдали от него?

— Что мне делать? — спросила я у Мириам в то утро. — Без Пилата я ничто.

Она посмотрела на меня широко открытыми от удивления зелеными, как изумруды, глазами:

— С кем бы я ни была, я остаюсь все той же Мириам,

— Как ты можешь говорить такое? Я знаю, кто ты есть, что делаешь, знаю мужчин, с которыми ты... знакома. Что, если они тебя больше не хотят, если они жестоки? Ты, наверное, должна все время доставлять им радость.