Я стучала в тяжелую дверь до синяков на руках. Мои бдительные надсмотрщики, которых я не видела раньше, появлялись, когда им заблагорассудится, и старались никогда не встречаться со мной взглядом. Их было трудно отличить одного от другого — все они были коротко подстрижены, в безукоризненно белых туниках. Всегда спокойные, всегда вежливые, они не говорили мне ни слова.
Подозревая, что меня подпаивают каким-то зельем, я разбила оставленный мне кувшин с водой и поступала так каждый раз, когда эти люди приносили мне новый. В результате через некоторое время страх уступил место жажде. Меня также мучил голод, сильный голод. Все мои вещи находились в гостинице. Читать нечего, писать нечем и не на чем. Я считала дни, проводя ногтем линию на столе рядом с кроватью. Первый, второй, третий...
На пятый день утром я услышала, как отодвигается засов. У меня подпрыгнуло сердце. Я задержала дыхание. Дверь медленно отворилась, и вошла Семпрония. Нескрываемое любопытство сменило ее заискивающие манеры.
— Голубушка, как я рада видеть тебя. — Она окинула глазами крошечную комнату, и гримаса умиления появилась на ее лице. — Здесь очень даже славненько. Ты неплохо устроилась.
Я вся напряглась, силясь скрыть страх перед ней.
— Как в тюрьме.
Розовые щеки Семпронии покраснели.
— Надеюсь, ты не винишь Плутония или меня?
— Кого же еще мне винить? Вы же привезли меня сюда. Ваш муж предложил Пилату эту поездку.
Семпрония отступила назад. Я кинулась к ней и схватила ее за плечи.
— Вы знаете, что они хотят сделать?
— Ты же все время твердила, что хочешь иметь ребенка.
— А вы пошли бы на это?
— У меня трое детей.
— Вы бы пошли на это, я спрашиваю?
Семпрония отвернулась.
— Это самый известный Асклепион в мире. Люди приезжают сюда отовсюду, чтобы вылечиться. И ты одна из них, — убеждала она меня.
— Мне никто не говорил о змеиной яме. И вы тоже.
— Плутоний не разрешил бы мне, — призналась она, понурив голову.
— Мой муж тоже об этом знал?
— Думаю, что да. — Семпрония высвободилась из моих рук и попятилась. — Напрасно я пришла сюда. Мне просто хотелось узнать, может, тебе что-то нужно.
— Вот как! Тогда мне действительно кое-что нужно. Во-первых, я хочу, чтобы Рахиль была здесь. Во-вторых, пусть мне принесут еду и питье без дурмана. В-третьих, дайте мне стержень для письма, табличку и мою одежду. Но больше всего я хочу уйти отсюда.
Семпрония умоляюще посмотрела на меня:
— Ни о какой змеиной яме речь не шла. Тебе часто снятся сны. Это всем известно. Мы, естественно, предположили, что тебе здесь приснится чудесный сон, который даст тебе возможность забеременеть. Мы устроили бы по этому поводу большое торжество и потом вернулись бы в Антиохию. Пилат был бы так рад...
— ...что вознаградил бы Плутония контрактом на поставки пшеницы, который он жаждет получить, — закончила я за нее предложение. — Но мне не приснился этот чудесный сон. Я хочу вернуться домой, и немедля.
— На что это похоже? Вы же римлянка! Перестаньте хныкать, как рабыня! — Я обернулась и увидела в дверях Плутония. Ни малейшего следа подобострастия в его узких сверкающих глазах. — Ваш муж считает вас неординарной. В моем представлении это значит — одухотворенная. Он был уверен, что Асклепий явится вам. — Плутоний слегка пожал плечами. — Не надо отчаиваться. Вое еще впереди.
— Пилату, конечно, не приходило в голову бросить меня к змеям.
— Он полагает, вы исполните свой долг. — Плутоний скрестил руки на мускулистой груди. — Я, как опекун, обязан добиться, чтобы его желание осуществилось.
Я старалась говорить как можно спокойнее:
— Я хочу отправить письмо своим родителям.
Плутоний кивнул головой, словно обдумывая мои слова.
— Кто знает, станут ли они потакать вашим капризам. И позвольте напомнить вам: они далеко.
Вытянув руки по бокам и сжав кулаки, я в ярости пронзительно закричала.
Дверь открылась, и в комнату мимо Плутония протиснулся Гален.
— Будет лучше, если вы уйдете, — сказал он супружеской чете. — Мне с пациенткой нужно многое обсудить.
С явным облегчением Семпрония прошмыгнула за дверь. Плутоний мешкал, сверля глазами врача.
— Вы сознаете важность этого дела? С госпожой Клавдией иногда бывает непросто договориться.
— Госпожа Клавдия и я очень хорошо понимаем друг друга, — возразил ему Гален.
— Мне тоже казалось, что мы понимаем друг друга, — сказала я, когда мы остались одни.