Да. У нас с Джеком не было секретов друг от друга.
Еще один нож вонзился в кровоточащее сердце Кэтрин.
На этот раз Мойра явно намеревалась причинить своей сопернице душевную боль, и ей это удалось.
Дождь барабанил по оконному стеклу. Сгустившиеся на небе тучи создавали иллюзию предзакатного сумрака. Откуда-то сверху пронзительно закричал по телевизору мультипликационный персонаж. Кэтрин было жарко. Сбросив с плеч пиджак, она обнаружила, что ее блузка выбилась из-под пояса юбки. Нервно заправляя край одежды обратно, американка вся сжалась под испытующим взглядом соперницы, которая, судя по всему, знала о Джеке куда больше, чем сама Кэтрин.
Встав со стула, американка подошла к камину, моля про себя Бога о том, чтобы дрожащие ноги не выдали ее. Взяв с каминной полки фотографию в резной деревянной рамке, Кэтрин еще раз взглянула на нее. На Джеке была не знакомая Кэтрин черная спортивная рубашка с короткими рукавами. Крошечный младенец спал на его руке. У старшей девочки — волосы и брови отца, а вот глаза достались ей от матери.
Как ее зовут? — спросила Кэтрин.
Дирдри.
Пальцы Джека приглаживают непослушные кудри дочери. «Был ли он таким же хорошим отцом для нее, как и для Мэтти?»
Кэтрин часто заморгала. Боль была почти невыносимой. Каково же будет Мэтти, когда она узнает о существовании единокровной сестры? Девочка на фотографии была красивой, очень красивой: темные глаза, длинные ресницы, алые губы, — настоящая Белоснежка.
Как вы могли?! — крик боли вырвался из груди обманутой женщины.
Относился ли он только к Мойре, или Кэтрин пыталась докричаться до мертвого мужа?
Она резко повернулась. Мокрые от пота пальцы разжались, и фотография в рамке, выскользнув из ее рук, разбилась об угол стола. Кэтрин вздрогнула от шума бьющегося стекла. Она не хотела разбивать фотографию. Это случилось помимо ее воли. Мойра тоже вздрогнула, однако осталась сидеть на месте и даже не поинтересовалась степенью причиненного ущерба.
Я любила его, а он — меня, — спокойно произнесла она.
«Как будто этого достаточно, чтобы оправдать такое вероломство!»
Мойра продолжала преспокойно курить. Ее спокойствие граничило с холодной надменностью. Трудно было представить эту женщину в форме стюардессы с маленькими крылышками на лацканах кителя, приветливо улыбающейся поднимающимся по трапу на борт самолета пассажирам.
Существует много такого, о чем я не могу вам рассказать, — добавила ирландка.
«Сука!» — выругалась про себя Кэтрин.
Пузырек гнева всплыл на поверхность ее души и лопнул. Женщина попыталась взять себя в руки.
«О чем эта сука не может мне рассказать?!»
Опершись руками о каминную полку, Кэтрин прижалась лбом к холодному мрамору. Она глубоко дышала, стараясь успокоить разыгравшиеся нервы. В ушах шумело.
Немного придя в себя, Кэтрин вернулась к своему стулу и уселась на самом его краешке, словно была готова в любую минуту сорваться с места и уйти.
Я довольствовалась тем, что имела, — сказала Мойра Боланд. — Однажды я пыталась расстаться с Джеком, но у меня ничего не получилось. Я не смогла.
Сложив руки на коленях, Кэтрин обдумывала слова соперницы. Ее готовность признать свою моральную слабость произвела на американку странное впечатление. Еще раз окинув Мойру взглядом, она пришла к выводу, что та, безусловно, красива: сладострастная томность, сопутствующая материнству, высокий рост, угловатые плечи, длинные руки…
Как вы встречались все эти годы? — спросила Кэтрин.
Мойра Боланд пристально посмотрела на гостью.
Это было непросто. Нам редко удавалось подолгу побыть наедине друг с другом. Мы использовали малейший шанс. Я заезжала за ним в условленное место и привозила сюда. А еще… — Ирландка запнулась, но затем продолжила: — Джек время от времени подшабашивал…
Мойра говорила на сленге пилотов и их жен.
Я не понимаю, — сказала Кэтрин, хотя на самом деле отлично поняла собеседницу.
Иногда ему удавалось все устроить так, чтобы больше времени проводить в Лондоне. Конечно, Джек очень рисковал. Его легко могли вывести на чистую воду.
Кэтрин помнила времена, когда ее муж месяцами работал по графику: пять рабочих дней и два выходных; только одну ночь он спал дома.
Джек не всегда летал на маршруте Бостон — Лондон, — продолжала Мойра. — Да вы ведь знаете об этом? Иногда его ставили на маршрут Амстердам — Найроби. Я снимала на это время квартиру в Амстердаме…
А кто платил за все это? — обводя глазами комнату, спросила Кэтрин, неприятно задетая тем, что ее муж обворовывал семью, обворовывал Мэтти…
Дом мой, — сказала Мойра, — тетино наследство. Я давно уже собираюсь продать его и перебраться в пригород, но такая перспектива, признаюсь, не очень меня радует.
Сама Кэтрин жила даже не в пригороде, а за чертой города.
Он давал вам деньги? — настаивала она.
Мойра отвернулась, словно стыдилась того, что Джек забирал деньги у одной семьи, чтобы дать их другой.
Иногда, — наконец призналась она. — У меня есть и свои деньги.
Как должна быть сильна любовь, питаемая постоянной разлукой? Насколько тайная любовь сильнее явной?
Кэтрин прижала ладонь ко рту.
Любила ли она сама Джека или воспринимала его как нечто должное? Не говорил ли ее муж Мойре Боланд, что Кэтрин больше его не любит? А что она чувствует сейчас? Любовь к его памяти или?..
Кэтрин тяжело вздохнула и выпрямилась.
Откуда вы родом? — справившись с очередным всплеском эмоций, спросила она.
Из Антрима.
«На скалах, обдуваемых холодными ветрами, извечная кровавая вражда кипит в котлах измены, зависти и злобы, как масло, раскаленное в аду», — вспомнила американка.
Но вы ведь познакомились здесь… в Лондоне?
Мы познакомились в воздухе.
Кэтрин потупилась, уставившись на прихотливый узор, вытканный на ковре.
Где вы остановились? — поинтересовалась у нее Мойра.
От неожиданности Кэтрин заморгала глазами и удивленно взглянула на собеседницу. Она не помнила названия своего отеля.
Мойра потянулась за очередной сигаретой.
«Кенсингтон Эксетер», — наконец вспомнила американка.
Если вам от этого станет легче, — сказала Мойра, — то я уверена, что у Джека больше никого не было.
Эти слова не произвели на Кэтрин должного впечатления. На душе было так же мерзко, как и раньше.
Откуда вы знаете? — спросила она.
Мойра промолчала.
За окнами начало смеркаться. Ирландка зажгла настольную лампу и погладила рукой затылок.
Как вы нашли нас? — спросила она у Кэтрин.
«Нас», отметила про себя американка.
Она не захотела отвечать на вопрос, который показался ей унизительным.
Что случилось с самолетом Джека? — вместо этого спросила Кэтрин.
Мойра покачала головой. Ее шелковистые волосы заметались из стороны в сторону.
Я не знаю, — не очень убедительно заявила она.
Лицо ирландки побледнело.
Предположение, что он мог покончить жизнь самоубийством, просто отвратительно. Джек никогда бы не сделал этого.
Ее голос дрогнул. Она обхватила голову руками и наклонилась вперед, опершись локтями о колени. Клубы табачного дыма поползли по ее волосам.
Кэтрин была поражена всплеском эмоций собеседницы, ее убежденностью в невиновности Джека, столь же твердой, как и у самой Кэтрин. Впервые с момента их встречи Мойра проявила хоть какие-то эмоции.
Завидую вам, — приподняв голову и глядя Кэтрин в глаза, сказала Мойра, — вы организовали для Джека поминальную службу со священником. Все как полагается. Жаль, что я не смогла присутствовать на ней.
«Боже правый!» — мысленно простонала ее собеседница.
Я узнала об этом из газет, — сообщила американке Мойра. — Там, кстати, писали, что ФБР расследует взрыв самолета.
Да.
Агенты бюро уже побеседовали с вами?
Нет. А с вами?
Мойра отрицательно покачала головой.
Джек никогда бы не покончил жизнь самоубийством, — еще раз заверила она свою собеседницу.