«Ничего страшного, — подумала она, — дома я смогу зашить его. Нужна только черная синелевая нитка».
Кэтрин дернула сильнее. В ее руке осталось несколько оторванных нитей. Странное удовольствие наполнило ее сердце. Вновь схватившись за край шарфа, она, преодолевая слабое сопротивление материи, начала его распускать. Ряд за рядом… ряд за рядом… Когда-то Джек подарил ей этот шарф на день рождения, а теперь она медленно рвала его… Нитки мягко опускались ей на колени, щекотали лодыжки. Кэтрин «трудилась» до тех пор, пока от шарфика почти ничего не осталось. Последний небольшой лоскут нераспущенной ткани она бросила на мокрую траву рядом с собой. Пальцы замерзли, и Кэтрин засунула руки в карманы пальто.
«Теперь надо собраться с мыслями. Припомнить все события сегодняшнего дня».
Проходящий по аллее парка пожилой мужчина в рыжевато-коричневом дождевике остановился возле скамейки, на которой она сидела. Возможно, его обеспокоило эмоциональное состояние женщины, понуро сидящей поздним вечером на мокрой скамейке с остатками распущенного шарфика на коленях. А может, он подумал о чем-то своем. Но прежде чем старик успел заговорить с Кэтрин, она опередила его:
Добрый вечер!
Найдя конец длинной нитки, она принялась проворно скручивать ее в клубок. Деланная улыбка скользнула по ее лицу.
Ужасная погода, — сказал старик.
Да, — согласилась Кэтрин.
Мужчина смутился и, повернувшись, пошел своей дорогой.
Кэтрин забросила остатки шарфа подальше под скамью.
«Я не знала о том, что моя дочь уже не девственница. Я не имела ни малейшего представления о романе Джека».
Вновь полил дождь. Со стороны улицы деревья парка озарялись светом уличных фонарей. Слышался нестройный хор автомобильных гудков.
Мужчина и женщина, держась за руки, перебегали через дорогу. Оба были одеты в длинные дождевики. Молодая женщина пошатывалась на высоких каблуках. Ежась под холодным дождем, люди зябко втягивали шею в плечи. Удерживая полы дождевика одной рукой, мужчина обнял свою спутницу за плечи, увлекая за собой.
Кэтрин подумала, что еще совсем недавно ее Джек и Мойра перебегали вот так же через дорогу, спеша в ресторан, паб, театр… или в постель.
Брак Мойры Боланд имел вес. Двое маленьких детей против одной Мэтти.
В холле гостиницы царили тишина и полумрак. Единственным человеком, которого встретила Кэтрин, был сидящий при свете ночника за конторкой портье. Молодой человек молча кивнул ей. Кэтрин обрадовалась, что помнит, в каком номере остановилась. Беседа с портье не входила в ее планы.
Стесняясь своей мокрой и казавшейся непомерно тяжелой одежды, женщина быстро преодолела расстояние, отделявшее ее от лифта.
Когда Кэтрин достигла своего номера и уже намеревалась вставить ключ в замок, Роберт Харт, как призрак, возник из-за двери соседнего номера.
Боже правый! — воскликнул он. — Я с ума сходил от беспокойства! Куда ты пропала?
В ярком свете ламп было видно, что его лоб изборожден глубокими морщинами, а галстук висит на шее измятой тряпкой.
Моргнув от неожиданности, Кэтрин убрала рукой волосы, спадавшие ей на лицо.
Ты знаешь, который час? — спросил Роберт.
В его голосе звучали неподдельная обеспокоенность и отеческая забота. Казалось, он разговаривает не с взрослой женщиной, а с заблудившимся ребенком.
Кэтрин понятия не имела, который сейчас час.
Час ночи, вернее, уже утра, — сообщил ей Роберт.
Вытащив ключ из замка, женщина подошла к нему. Через распахнутую настежь дверь его номера она увидела, что стоящий на подносе в изножье кровати ужин остался нетронутым. В воздухе витал табачный дым.
Входи, — пригласил Роберт. — Ты выглядишь ужасно.
Переступив порог номера, Кэтрин сбросила с плеч пальто.
Где ты так перепачкалась? — спросил он.
Она сняла туфли. Они покоробились и утратили первоначальный цвет.
Роберт придвинул ей стул.
Садись.
Кэтрин повиновалась. Он сел напротив нее на кровать. Их колени соприкоснулись: влажные колготки Кэтрин и серые шерстяные брюки Роберта. На нем была свежая белая рубашка. Кэтрин подумала, что сейчас он выглядит гораздо старше, чем несколько часов назад, когда они вместе обедали. Уставшее, изможденное лицо. Глубокие морщины вокруг глаз. Должно быть, и она выглядела не лучшим образом.
Роберт зажал ее ладони в своих. Маленькие ручки Кэтрин просто утонули в его ручищах.
Расскажи мне, что случилось, — попросил он.
Я ходила… просто ходила… Не помню где… Я пошла в какой-то паб и немножко выпила… Потом я отправилась в розарий и распутывала клубок…
Распутывала клубок, — озадаченно повторил за ней Роберт.
Распутывала клубок моей жизни, — объяснила Кэтрин.
Неужели все так плохо?
Да, хуже не бывает.
Я подождал тридцать пять минут, а потом поехал по адресу, где живет Мойра Боланд. Когда я добрался, тебя там, должно быть, уже не было. Я проторчал на улице полтора часа, пока не увидел, как не знакомая мне женщина выходит из дверей дома. С ней было двое детей…
Кэтрин задержала взгляд на стоящей на подносе тарелке с нетронутым сандвичем из мяса индейки.
Я хочу есть, — сказала она.
Роберт передал ей тарелку. Кэтрин поставила ее себе на колени и постаралась унять предательскую дрожь.
Поешь, а затем прими горячую ванну, — посоветовал Роберт. — Хочешь, я закажу тебе чего-нибудь горячительного?
Нет. Спасибо. Я уже и так наклюкалась. Знаешь, ты разговариваешь со мной, словно я твоя дочь.
Боже упаси, Кэтрин!
Мясо в сандвиче было таким жестким и безвкусным, что женщине показалось, будто она жует кусок скользкого винила. Кэтрин положила недоеденный бутерброд на тарелку.
Я уже собирался звонить в полицию, — сказал Роберт. — Набрал номер, но там было занято. Ты появилась как раз вовремя.
Дети, которых ты видел сегодня, от Джека. Это дети Джека, — собравшись с духом, заявила Кэтрин.
Роберт сохранял невозмутимое спокойствие.
Ты об этом знал? — спросила она.
Нет, не совсем. Я попросту догадался. Та женщина, что выходила из дома, и была Мойра Боланд? Я прав?.. Его любовница?..
Жена, — выдавила из себя Кэтрин. — Они обвенчались в церкви.
Роберт откинулся назад. На его лице отразилось крайнее изумление.
В католическом соборе… — добавила она.
Когда они обвенчались?
Четыре с половиной года назад.
На кровати лежала расстегнутая спортивная сумка, из которой торчала скомканная мужская рубашка, на полу были разбросаны страницы вчерашней газеты, а на столе красовалась полупустая бутылка минеральной воды.
Роберт внимательно вглядывался в лицо Кэтрин. Так, должно быть, врач всматривается в лицо своей пациентки, стараясь разглядеть в ее чертах внешние проявления недуга.
Худшее уже позади, — заверила его Кэтрин. — Я справлюсь.
Твоя одежда в ужасном состоянии.
Ничего. Высохнет.
Роберт прикоснулся к ее коленям.
Мне жаль, что все так случилось, Кэтрин.
Я хочу вернуться домой.
Хорошо. Утром я поменяю билеты.
Мне не следовало прилетать сюда, — возвращая Роберту тарелку, сказала она.
Нет, следовало.
Ты меня отговаривал.
Роберт отвел глаза.
Я хочу есть, но этот сандвич такая гадость, — жалобно произнесла Кэтрин.
Я закажу тебе фрукты и сыр. Хочешь супа?
Да. Спасибо.
Женщина встала со стула, но пошатнулась, почувствовав легкое головокружение. Роберт поддержал ее. Кэтрин зарылась лицом в белое сукно его рубашки.
Все эти годы! — простонала она. — Наш брак был сплошным обманом.
Успокойся, — поглаживая ее по голове, прошептал он.
У него сын…. И дочь.
Роберт обнял Кэтрин, стараясь утешить ее.
Все это время… четыре с половиной года… я занималась любовью с человеком, который изменял мне… С двоеженцем. Я помню все, что мы делали… Как он мог?