— Пожалуйста.
— А потом мы найдем ему надежное укрытие.
В шесть часов Элси накрыла стол к обеду.
— Я во всем люблю точность: не могу, да и не хочу заставлять людей есть мою стряпню, но время обеда — свято, кто хочет, тот придет, остальных я ждать не намерена.
Час спустя Хэнк появился на заднем крыльце.
— Вкусно пахнет, готов поспорить, что сегодня на обед тушеное мясо и фирменное домашнее печенье, — и обняв Элси, добавил:
— Извини, я опоздал, была дополнительная подача.
И он достал из кармана мячик.
— Это тебе, Элси. Этот мяч принес нам победу.
— На твое счастье, меня можно подкупить, обычно я не обслуживаю опоздавших.
И она подала ему разогревавшееся на плите мясо.
— На десерт слоеный пирог. Управляйтесь здесь сами, а мне надо идти.
Мэгги еще доедала десерт.
— Как тебе удается?
— Удается что?
— Обводить всех женщин вокруг пальца.
— И кого именно, позволь узнать?
— Да всех, включая мать и меня.
— А я тебя обвел?
— Ну, я сопротивляюсь.
— Не надо всех женщин валить в одну кучу, между ними мало общего, с этим надо разобраться детально. Ведь матери всегда балуют своих детей, независимо от того, насколько те испорчены. Девушки, с которыми я учился в школе, их вообще не очень-то обведешь вокруг пальца, а что касается моих подруг после возвращения домой, то им я ничего и не обещал, они, правда, и не просили обещаний, зато старались меня наставить на путь истинный.
И он отправил в рот еще одно печенье.
— А ты просто влюбилась в меня и не знаешь, что с этим поделать.
— Почему ты так решил?
Он улыбнулся.
— Есть много примет: во-первых, ты позволила мне первым зайти в душ сегодня утром, днем стояла на крыльце и смотрела нам вслед. Ну и, конечно, твоя улыбка.
— Ты думаешь, это неопровержимые доказательства?
— Мужчины знают такие вещи.
— Хорошо, признаю, ты свел меня с ума, но не окончательно.
И она вспомнила про «форд», который он отправился чинить сразу после ночи любви. И, взяв свою тарелку, она вымыла ее, чтобы умерить гнев.
— Не провоцируй меня.
— Я стараюсь поднять твое настроение перед танцами.
И совместными с ней усилиями он даже слишком преуспел в этом. Так она думала, стоя обнаженная под теплыми струями душа и позволяя воде ласкать тело. Ей представлялись танцы с Хэнком и настроение поднималось. Теперь Мэгги чувствовала себя хорошо, настолько хорошо, чтобы желать быть особенно красивой сегодня. Поэтому она приложила все свое искусство, придавая волосам наилучший вид. Коснувшись духами самых важных точек, слегка оттенила щеки румянами, затем покрыла губы блеском, наконец подкрасила веки, решив надеть самый романтичный наряд из своего гардероба — черное трикотажное платье с мягко обрисовывающим грудь лифом, стянутое по талии узким ремешком, с широкой ниспадавшей складками юбкой. Закрытое и лапидарное, на Мэгги оно выглядело сногсшибательно. Даже продавщица в супермаркете, где она его покупала, сказала ей, что в нем она очень соблазнительна. И тетя Китти, несомненно, согласилась бы с ней.
Мэгги повертелась перед зеркалом, глядя, как кружится юбка. В этот момент в дверь постучали.
— Мэгги, ты там не умерла? Уже два часа, как ты вышла из душа.
— Неправда, прошло всего сорок минут.
И она последний раз покрутилась перед зеркалом, желая, чтобы он тоже полюбовался.
— Как тебе мое платье?
— Знаешь, это что-то наподобие тех термометров, которые показывают в мультфильмах, когда ртуть ползет по стеклянной трубке вверх, а потом разрывает колбу, фонтаном вырываясь наружу.
— Ух.
Он внимательно посмотрел на отчетливый под джерси абрис твердого соска на ее полной груди, на то, какую соблазнительную расселину образуют мягкие складки ткани, ниспадая по ее бедрам.
— Я не возьму тебя в общество, пока ты не наденешь свободное платье.
Она посмотрела на себя.
— Облегающее платье, ничего особенного, — сказала Мэгги.
Хэнк застонал.
— Я не собираюсь идти с тобой на танцы, пока ты не переоденешься.
— Это мое любимое платье.
— Оно угрожает моему здоровью. Ты даже не представляешь, какой эффект оно вызывает.
Мэгги взглянула на него и улыбнулась хитро, по-кошачьи. Он улыбнулся в ответ.
— Мэгги Тун Мэллон, тебе нравиться мое смущение.
— Чепуха, — засмеялась она, упиваясь новым для себя возбуждением, горевшим под тканью ее красных шелковых трусиков и красивших ее щеки в розовый цвет. Ее возбуждал жадный, вожделеющий взгляд, бархатный тембр, появлявшийся в такие моменты в его голосе. Танцы отступили перед другой возможностью. Он погладил ее обнаженную руку.