— Элси уже ушла, дорогая, и знай, что я видел твой смешок, и он тебе будет дорого стоить.
— Значит, мы одни? — спросила она.
Вместо ответа он посмотрел ей в глаза и она прочла в них нарастающее напряжение страсти, напряжение, подобное тому, что делает из графита алмаз, или формирует из бесформенной массы то, что мы называем сливками общества. Твердость Хэнка Мэллона, по ее импровизированной социально-физической шкале равнялась, приблизительно, твердости антрацита. Он прижал ее к себе и она убедилась, что была права насчет его твердости. В секунду платье черным пятном распростерлось у ее ног, за ним последовала красная полоска бюстгалтера, его руки дрожали у нее на талии, но рот был твердым. Твердым, горячим и ненасытным. Наконец, преодолевая сопротивление Мэгги, решившей держать его на расстоянии вытянутой руки, Хэнк дотянулся и сорвал с нее трусики-бикини. Подхватив ее на руки, он понес на постель. Оказавшись в спальне, вместе они имели одинаковое количество одежды.
— Мэгги, я не шучу с тобой, для меня это не просто физическая близость, а нечто требующее обязательств.
И он мягко опустил ее на кровать.
Она хихикнула:
— Каких?
— Женитьбы.
Его руки гладили ее набухавшие груди, ласкали соски, и ее удивили его слова, когда приятное тепло, разливаясь, проходило по ее телу, а груди увеличивались от его прикосновений.
— Мы должны обсуждать это прямо сейчас? Может, отложим, а то мне трудно сосредоточиться.
Хэнк подумал, что в этом он имел преимущество, но было бы нечестно говорить о замужестве женщине, целиком захваченной в плен страстью. И хотя это было трудно, но он отчаянно желал во что бы то ни стало вырвать из плена ее ощущений, разрушить преграду, стоящую между ними. Медленными, размашистыми движениями он входил в нее, шепча слова любви, лаская кончиками пальцев, пока Мэгги не впала в неистовство. Она была уже на краю, он — на грани помешательства. Сжав зубы, Хэнк старался сдержать окончание страсти. Ведь он был серьезен, делая предложение. Ему не хотелось любить фиктивную жену.
— Ты меня любишь, Мэгги?
Он хотел знать, хотел слышать от нее ответ.
Она смогла лишь опустить веки. Мэгги хотела сказать ему, закричать в ответ о своей любви, но слова застревали в горле, и она только согласно кивала головой.
— Ты выйдешь за меня?
Она облизала распухшие губы.
— Выйти по-настоящему?
Хэнк увидел сомнение, вспыхнувшее в ее глазах, почувствовал нерешительность и поцеловал ее долгим, глубоким поцелуем. С трудом сдерживая страсть, он продолжал, тем не менее, обольщение. Рот его двинулся к ее ключице, легкими касаниями скользнув по груди, замер на животе в продолжительном поцелуе. Вздохнув, она закрыла глаза. Хэнк снова спросил ее:
— Ты выйдешь за меня, Мэгги?
— Да.
И разве они не были уже женаты? Живя в одном доме, деля постель, обмениваясь улыбками за завтраком. Ведь брак — не просто клочок бумаги. Это — состояние души. Отношение. Разве не так?
Глава 8
Мэгги почувствовала, что улыбка вновь вернулась к ней. Когда перед глазами погасли вспыхивающие звездочки, сердце забилось в нормальном ритме и обычная после близости истома разлилась по телу, Мэгги снова заулыбалась. Распластавшись рядом с Хэнком, она думала, как долго ее тело сможет пребывать в состоянии удовлетворенной безмятежности, в то время как мысли были в полном беспорядке. Она ответила на предложение Хэнка. Все было сказано и казалось совершенно естественным пятнадцать минут назад. Сейчас у нее уже возникли сомнения. Выйти замуж за Хэнка — все равно, что выйти за Скоджен, штат Вермонт. Он может и не плох для отдыха, но постоянно жить среди яблонь? Она не знала, сможет ли поладить с людьми, а что, если они все, как Бабба?
У Хэнка были сомнения: «Она согласилась под влиянием момента».
— Послушай, то предложение…
— Предложение выйти замуж?
— Да. Ты помнишь о нем?
Мэгги приподнялась на локте:
— Да, конечно, помню, и ты серьезно?
— Совершенно. Я люблю тебя, и вновь прошу стать моей настоящей женой. Ты выйдешь за меня?
— Не думаю.
— Слишком поздно, — сказал Хэнк, — ты уже согласилась.
— Я могу изменить решение.
Хэнк положил свои ноги поверх ее.
— Придется, видимо, начать все с начала.
— А как же танцы?
— А ты не хочешь?
— Нет.
Он скользнул рукой по ее животу, поцеловал плечо.
— Лгунья.
— Нас все ждут. Как же твоя репутация, представительность, вожделенный пресс, наконец?