— А мне — да, — согласилась подруга.
Я приуныла, даже не пытаясь это скрыть. Катерина же продолжила докладывать о своих романах. Официант очень быстро принес ей Второй бокал, а я еще допивала первый. Меня смутил запах дыма, и я покрутила головой, но не нашла никого с кальяном или вайпом рядом. Курить мог только тот самый мужчина, который все еще сидел позади меня. И это не был кальян. Я точно чувствовала табак. Тяжелый и сладко-приторный. Я спросила официанта.
— У вас можно курить?
— Да, — ответил он невозмутимо.
— Это отвратительно, — выпалила я, невольно повышая голос на эмоциях.
Катя, которая могла видеть реакцию курильщика, сделала на меня большие глаза и была готова зашикать.
— Нет, правда, это последний ресторан в Москве, где можно курить. Разве эту гадость не запретили?
— Открытая веранда, — объяснил официант.
— Все закрыто, как аквариум, — продолжала я кипеть, кивая на прозрачные перегородки из пленки.
— Могу предложить вам пересесть в зал.
Катя скривила лицо.
— Тут хорошо вроде. Может потерпим?
Признаться, мне тоже было лень тащиться в зал, где, наверное, немало народа и шумно. Кроме того, теперь у меня был отличный предлог для раннего побега.
Я больше не стала спорить. Мы остались на веранде. Катерина продолжила говорить и пить. Краем уха я услышала, как тот самый мужчина попросил официанта пересесть. Я не могла не удивиться. Надо же какой совестливый.
Однако это не спасло нас от дыма. Он курил как будто одну за другой. Еще и табак был какой-то ароматизированный, удушающе пьянящий. Меня начало мутить. Как будто я сама затягивалась этой дрянью.
Официант унес посуду, меня начало подташнивать, Катя болтала без остановки, как будто играя на публику. Она жестикулировала, громко смеялась и делала театральный паузы в интригующих моментах, чтобы глотнуть вина. К слову, пила она медленно, словно издевалась.
— Слушай, мне что-то нехорошо, — призналась я тоже чуть театральнее, чем было на самом деле. — Может пойдем?
— Я бы хотела допить, — не согласилась Катерина.
У меня вертелось много чего на языке, но в бокале моей подруги оставалось совсем немного.
— Для вас комплимент, пожелание хорошего вечера и извинения от господина за дальним столиком, — ворвался в мои надежды официант.
Он принес ведерко, из которого торчала целая бутылка «Просекко». На этот раз я обернулась и встретила обжигающий взгляд незнакомца. Он снова держал в руках сигарету и чуть склонил голову в мой адрес.
О нет. Целой бутылки в компании с его сигаретами я не вынесу. Слава богу, Катерина потеряла дар речи и посылала незнакомцу признательные взгляды.
Я успела быстро отказаться:
— Спасибо, конечно, но пусть он подавится своим игристым и своими вонючими сигарами.
— Боюсь, это сигариллы, — поправил меня официант.
— Их название не влияет на вонь, так что мне плевать. Счет принесите, пожалуйста.
— Как прикажете.
Он умчался мгновенно и вернулся еще до того, ка Катерина вернула себе дар речи. Я оплатила ужин, спросила:
— У вас есть вторая уборная?
Идти мимо курильщика мне совсем не хотелось. Слава богу, официант указал на вход в зал. Туда я и отправилась, едва приложила карту к экрану. Катя побежала за мной. Что странно. Я удивилась ее прыти. Думала, она наоборот рванет извиняться перед тем мужиком за то, что он нас отравил.
— Милан, это было грубо, — отчитала она меня таки, пока мы шли через зал и других гостей. — Он извинился.
— Мне все равно, — равнодушно отвечала я.
Катя не унималась.
— Можно было познакомиться. Такой интересный мужчина. Уверена, он бы пересел к нам. Он хотел.
— Если бы он к нам пересел, меня бы стошнило.
— Какая ты стала, Мили…
— Какая? — удивилась я, останавливаясь.
— Странная, — закончила Катя и быстро скрылась в уборной.
Я осмотрелась и не увидела второй двери. Боже, один туалет на зал. Кошмар. Еще осмотревшись, я с сожалением заметила, что зал был ничуть не шумным и не душным. Одна небольшая компания сидела за дальним столом. А к большому залу еще прилегал малый. Я прошла дальше, чтобы изучить интерьер. Мое внимание сразу привлекли картины. Здесь был преимущественно импрессионизм. Я даже узнала одну из работ Моне.
Но в этом зале было нечто более ценное, чем гениальная картина. Он оказался абсолютно пуст. Мы могли посидеть здесь среди прекрасных пейзажей, без вони и странных карих глаз.