— Хорошо, — ответил после недолгого молчания нетерпеливый “супруг”. — Халат и полотенца на полке в шкафу.
Я услышала звук удаляющихся шагов, и облегчение прокатилось по жилам.
Согласился дать мне искупаться и подсказал, где взять халатик? Вау! Может, с ним можно будет найти общий язык? Отмазаться месячными или ещё чем-нибудь?
Скинув противное мне чужое свадебное платье, я забралась в тёплую воду и принялась оттирать с себя пятна вина.
Валери была худенькая, стройная и красивая. Я настоящая, которая находилась в больнице, тоже была сейчас о-о-очень стройная. А когда-то была ещё и красивая. Яркая блондинка с тёмно-синими, яркими, как сапфир, глазами. Но за время болезни волосы выпали, потом отрасли короткие и бесцветные. А глаза потеряли цвет морских пучин, поблекли и превратились в прозрачные лужицы.
Как там моё тело? Жива ли я?
С надеждой я поглядела на зеркальце, лежавшее на бортике купели.
— Валери, ты как? Слышишь меня? — прошептала, протирая мокрым пальцем запотевшую поверхность.
Безмолвие…
Ладно, так и быть, скажу его инквизиторской тёмности, что у меня внезапно начались дни и меня нельзя трогать. А если это его не остановит, изображу обморок. А что, прекрасная идея! Не будет же он подтверждать брак с полуживой супругой? Выиграю время, а там…
Может, Валери объявится? Я ведь сильная! Очень сильная! Я не могу умереть!
— Три минуты, — донеслись слова палача, и я подёрнулась, как осиновый лист на ветру.
Наспех вытерев длинные волосы, завернулась в белый махровый халат, на груди которого была вышита красивая золотая буква “А”, и с глубоким медитативным выдохом сдвинула защёлку.
Но от увиденного чуть не задохнулась. Тут же захлопнула дверь, вернула назад защёлку и для надёжности подпёрла поверхность спиной.
Избежать связи с Ни-и-им?! Ка-а-ак? Если он стоит там такой красивый и… голый!
Ладно, не совсем голый, в брюках, но без рубашки! Опёрся на стол и так сексуально потягивает вино.
Я зажмурилась, прогоняя запретное видение.
Но…
Как развидеть гору мускулов, мерцающих в приглушённом свете ламп? Точёные рельефы идеально развитых мышц, словно этого мужчину лепили древнегреческие скульпторы. Меня пьянил его вид и густой аромат диких холмов, напитавший мои лёгкие. Эх, я бы написала его на холсте, будь у нас иные обстоятельства… Будь другие обстоятельства, ещё бы и полюбила. Наверное…
— Минута, Валери!
Я услышала приближающиеся шаги и замерла, как мышь в норке, у которой поджидал кот. Что-то подсказывало, штрафные минуты мне никто не подарит.
— Сейчас, я кое-что забыла… — пискнула я.
Что же делать? Что? Соберись, Лера! Приготовься сказать о месячных. Но с какой фразы начать?
— Десять. Девять. Восемь…
Я открыла дверь, не дожидаясь, когда лорд-инквизитор досчитает до нуля, ворвётся и выволокет меня, распяв на кровати. Или на столе…
— Нам надо поговорить, — проговорила я, поднимая взгляд на палача.
Нет, не древнегреческие скульпторы его лепили! Те скромно курят в сторонке со своими недоделанными мужскими причиндалами. Достоинство же моего “супруга” под натянутой тканью брюк заставляло меня хорошенько волноваться.
По коже пробежали мурашки от воспоминания, что я уже ощущала жар его плоти на своей коже, когда он... Это было слишком волнующе и желанно, чтобы я могла не думать. Не в ближайшие лет десять или даже сто десять, извините.
— О чём поговорить, Валери? — нахмурился лорд-инквизитор.
В звуке его голоса слышалось раздражение, нетерпение и леденящий холод. Нет, он не пожалеет меня. Задушит этими самыми руками, если узнает, кто я.
— Для начала зови меня Лера.
Мужчина нахмурился сильнее и стиснул челюсти.
Ну всё, добра не жди.
— Лер-р-ра? — пророкотал он бархатным голосом, и мне очень понравилось, как в его устах прозвучало моё имя, особенно “р” — он её очень приятно прорычал. В груди даже пробежала щекотка.
— Это моё домашнее имя, — солгала я.
Хотя нет, не солгала. Имя было действительно моё, домашнее, привычное. А вот играть роль неизвестной мне Валери я не желала. Пусть зовёт меня моим именем.
— Хорошо, Лера, — произнёс “супруг”, продолжая пялиться на меня в банном халатике. — И ты не стесняйся называть меня Роберт, а не лорд Адальхарт, как на протяжении всего дня. Мы теперь женаты.
— Договорились, Роберт, — кивнула я.
От произнесённого вслух его имени по телу побежала приятная волна тепла.
Вообще, для преступницы, стоявшей лицом к лицу перед палачом я держалась очень даже хорошо, стойко. А то, что дрожал голос и холодели пальцы, так это можно списать на страх юной невесты перед брачной ночью — вполне объяснимый, когда перед тобой такой мужественный мужчина.
— Ты хотела ещё о чём-то поговорить? — мужчина прислонил ладонь к стене рядом с моим лицом, и от резко уменьшегося между нами расстояния, у меня сбилось дыхание.
— Да… я… у меня… женские дни, мне нельзя сегодня… — опустила взгляд.
Ох, как я не любила врать, всегда грызла себя, если приходилось это делать. Но сейчас я делаю это ради того, чтобы выжить. Соберись, Лера, смотри ему в глаза, не показывай страха!
Я вскинула голову, встряхнув волосами, и утонула в грозовой стали пронзающего взгляда.
— Покажи, — хрипло проговорил муж.
Да ты упёртый! И наглый!
— Показать… В смысле… пока нечего показать, но я чувствую, что не могу, — замялась я, снова уронив взгляд в пол, как испуганная девочка.
Зачем я это сделала? Ведь палюсь! Станиславский бы не поверил!
Вот и инквизитор не поверил.
— Тебе кажется, Лер-ра, — пророкотал “муж”, взяв моё лицо за подбородок и заставив поглядеть себе в глаза.
От прикосновения горячей ладони меня забила крупная дрожь.
— Лекари проверяли тебя, и дата свадьбы была назначена на благоприятный для зачатия день.
Привязка, благоприятные дни… да тут просто боги репродукции собрались!
— У тебя что-то болит? Скажи мне, — склонился к моему лицу “муж”, опаляя жарким дыханием.
Сердце чуть не остановилось то ли от страха, то ли от желания поцеловать эти плотно сомкнутые губы.
— Да… — сглотнула я. — Живот...
Я не солгала. После того поцелуя, когда меня буквально било молниями и наполняло чем-то огненно-желанным, тело беспрестанно очень жалобно ныло. Промолчу, что от желания. Живот сводило просто отчаянно.
— Позову лекаря, пусть проверит, не причинила ли вреда моя сила.
Мужчина отстранился, подхватив со спинки стула белоснежную, хрустящую от свежести рубашку, накинул её на загорелые плечи и двинулся к порогу.
Облегчение прокатилось по венам.
Неужели, удалось выиграть время?!
Когда лорд инквизитор открыл дверь, в комнату ворвался чёрный мохнатый вихрь с двумя жуткими светящимися огнями на месте глаз, и я вскрикнула от испуга.
— Стоять, Анхор! — приказал лорд. — Куда ты, толстая скотина?
Пёс, открыв пасть с клыками размером с мужской палец, ступал тяжёлыми лапами прямо на меня, и мои колени затряслись.
— Ваф! Р-р-р! — подал голос зверь.
— А-а-а! — заорала я.
Адальхарт в один миг бросился ко мне, обхватившей себя руками от страха, и прижал к стальной груди, вновь наполняя мою грудь глубоким сладким-горьким ароматом горного вереска и уходящего лета.
Лохматый медведь, чёрный с коричневыми пятнами, высунув розовый язык, уселся перед нами и с любопытством принялся меня разглядывать. Должно быть, я аппетитно смотрелась в его глазах: слюна так и капала на мягкий ковёр, наверняка же, дорогой.
— Не бойся, Лера, — прошептал “супруг”, невесомо касаясь губами виска, и я осознала, что доверительно и очень-очень непозволительно жалась к нему, стискивая в кулачке ткань его безупречной рубашки.
Меня очень бережно к себе прижимали, и вся моя воля готова была растаять, словно снег под жаркими лучами.
— Анхор, к двери! — приказал инквизитор. — Да, Валери теперь моя жена, не врывайся и не пугай её, а то подумает, что ты у меня не воспитанный!
Пёс поглядел на хозяина, и задорный взгляд его сделался озадаченным, а затем и вовсе — грустным. Готова поклясться, медвежонок проронил слезу, какой ранимый!