- Шура, - выговорил он неожиданно для самого себя едва слышным шепотом и тотчас почувствовал, что во второй раз ему не следует повторять имени жены и лучше всего поскорее повернуться и уходить не оглядываясь.
И он повернулся и пошел размеренным шагом, на площадке притворил за собой дверь, пригнул гвоздь на прежнее место и, натягивая перчатки, вышел на улицу.
По этому шоссе возвращались в город жители, отправленные немцами на торфоразработки. Полковнику сказали, что на болотах работала и его жена.
Полковник быстро шагал, не слыша ничего, кроме бульканья дождя, не видя ничего, кроме медленно проступавшей ему навстречу из тумана однообразной полосы дороги. Уже начинало смеркаться, когда он услышал позади себя шипенье разбрызгиваемой шинами воды и кряхтенье оседающих на рытвинах рессор автомашины.
Шофер замедлил ход, увидев поднятую руку полковника.
Бойцы, сидевшие под брезентом в кузове грузовика, выглянули наружу, поздоровались и гостеприимно придержали край брезента, под которым было совсем сухо. Полковник прикрыл только плечи краем, продолжая наблюдать за дорогой.
- Какая ближайшая деревня будет?
- А вот сейчас. Сувологи. Да там одни трубы.
- А следующая? - спросил полковник.
- Следующая Ряднова. Километра четыре. Вы бы с головой накрылись, товарищ полковник, у нас тут сухо... Да вот и Сувологи. Оживленный пункт.
Машина затормозила.
- Вы тут станете? - спросил полковник шофера.
- Нет, нет, сидите, пожалуйста, товарищ полковник, сейчас дальше поедем.
- А что у вас тут?
- Да так, - как бы извиняясь, сказал шофер, - мальчишки. Мы тут все мимо ездим каждый день, так они привыкли, чертенята.
Машина остановилась среди пустыря, где в дождевом тумане смутно виднелся угол растрепанного плетня, огородившего пустое место, и толстая широкая русская печь на полянке, в нескольких шагах от березы.
Шофер выглянул из кабины, огляделся и крикнул нетерпеливо:
- Э-ей, там!..
- Тут, тут... - послышался в ответ детский голос, и из-за печи вышел мальчик с какими-то жестянками в руках.
- Что же вы там, оглохли, что ли? - сердито спросил шофер. - Стоять, вас дожидаться?
- Бегу, бегу, - сказал мальчик, продолжая семенить мелкой, суетливой рысцой.
Высунувшийся из-под брезента боец свесил через борт руку с котелком.
- Живы? - спросил боец.
- Теперь-то живы, - пробормотал озабоченно мальчик, деловито принимая котелок, и, расставив на дороге две консервные пустые банки, покрепче вдавил их в глинистую грязь и осторожно стал переливать суп из котелка по банкам.
- Давай-давай, - видимо стесняясь полковника, торопил шофер, - да гущу-то не оставляй.
- А я ее палочкой, - сказал мальчик и стал выскребывать со дна котелка осевшую на дно крупу. - Все, - он закрыл крышку, протянул котелок бойцу и выжидательно поглядел вверх.
В кузове засмеялись.
- О, ты и с хлебом любишь? - подмигивая, спросил боец, который подавал котелок.
- О-о, а ты как думал? - обидчиво, но не всерьез, а улыбаясь усталой улыбкой, ответил мальчик.
- Давай-давай, - нетерпеливо обернулся шофер к бойцу.
- Рассыпалось, собираем, - ответили из кузова, возясь под брезентом.
Мальчик заботливо отнес и поставил свои банки в сторону от машины.
- Вот живут в своей разбитой деревне, а уходить нипочем не соглашаются, - объяснил шофер полковнику и крикнул: - Ну, что, народ к вам в деревню еще не вернулся?
- Да нет, - отозвался мальчик, - никого народу нет. Если которые остались наши-то, так они далеко, еще дойти не поспели. На торфоразработку их немцы позагоняли. А она знаешь где, торфоразработка-то? Разве оттуда скоро дойдешь?
- А что? Оттуда дорога трудная? - быстро спросил полковник. - Ведь не так далеко, кажется? Неужели никто оттуда не возвратился?
Мальчик равнодушно мотнул головой куда-то в сторону.
- Вон там какие-то бабы, говорят, с торфоразработков идут. Только это другие разработки. А наших далеко загнали. Оттуда, брат, скоро не выберешься.
- Где бабы? - спросил полковник.
- Вот спасибо вам! - быстро проговорил мальчик, бережно, как стекло, принимая из рук бойца кучку хлебных кусков в газетном обрывке.
- Поехали! - крикнул шофер, захлопывая дверцу кабины.
Зажужжал стартер, и полковник, разом решившись, оперся на борт и спрыгнул на землю, махнув рукой машине.
Мальчик взял в обе руки по банке и, прижимая к себе локтем хлеб, осторожно ступая, пошел в сторону от дороги.
- Где эти бабы, говоришь? - спросил полковник, догоняя его.
Внимательно глядя на полные банки, чтоб не пролить, мальчик, не поднимая глаз, снова мотнул головой, показывая:
- Вон, у кузни. Отдыхать сели, что ли.
Откуда-то из-под печи вылезло еще двое ребят с банками.
Не обращая внимания на полковника, они расставили банки на земле, присели на корточки, достали жестяную ложку без ручки и сосредоточенно принялись делить суп на три части.
Полковник нерешительно двинулся в ту сторону, куда показал мальчик, и скоро услышал голоса.
В конце улицы показалась высокая женщина в черном. Она широко шагала впереди других, чьи голоса он слышал, и нехотя остановилась, когда он спросил ее, не с торфоразработок ли они идут.
В то же время и другие подошли и остановились полукругом, разглядывая полковника.
- С торфоразработок, спрашиваете? - переспросила первая женщина, поворачивая к нему скуластое, костлявое лицо. - Мы не с торфоразработок. Нет. Мы из ада идем. Знаете, какой ад бывает? Вот мы оттуда.
- Ладно тебе, - недовольно сказала пожилая женщина, - ты отвечай по-человечески. Да, действительно, товарищ военный, с торфоразработки. С немецкой, конечно. А сами мы городские, в город возвращаемся...
Полковник, теперь обращаясь больше к этой женщине, назвал фамилию жены и ее имя и спросил, не припомнят ли они такую.
Костистая женщина, хотя спрашивали не ее, быстро сказала:
- Какая? Ярославцева?.. Ох, миленький, да мы не помним, как самих-то вас звали при прежней жизни, не то что еще других.
- Ярославцева? - повторила пожилая женщина мягко и с видимым сожалением, что, несмотря на свою готовность, ничем не может помочь. - Не припоминается. Как, никто о такой не слыхал, а? - спросила она, оборачиваясь к остальным.
Никто не отозвался, только одна седая городская старуха болезненно стала морщиться и что-то бормотать, припоминая, и все к ней повернулись. Потом она замолчала, перестала морщиться и спокойно уставилась на дорогу.
Пожилая женщина тронула ее за рукав.
- Ну, что ж ты, Прокофьева, ты вспомни, что ж ты успокоилась? Слыхала?
Прокофьева оторвала глаза от дороги и спросила:
- Как, говорите, фамилия?
Ей повторили с нескольких сторон.
- Ага, - быстро заговорила Прокофьева, - это маленькая такая?
- Да, да, - схватился полковник. - Шура маленькая...
- Так, так, - лихорадочно заторопилась Прокофьева, болезненно морщась, кусая губы и щурясь, - это, значит, так... Шура?..
- Ты не торопись, не суетись, - предостерегающе одернула за рукав женщина, но Прокофьева все бормотала, уже непонятное, потом внятно проговорила:
- Нет, не маленькая. Почему маленькая?.. Не помню. Зачем вы меня спрашиваете?
Костистая высокая женщина махнула рукой с досадой.
- Ну, все. Чего вы с ней разговариваете? У нее же память отшиблена. Она, может, через час вспомнит. А может, через год. А вернее всего - она и не знает ничего.
Пожилая посмотрела на нее недовольно и укоризненно, но согласилась.
- Это правильно она говорит. Прощайте, товарищ военный. Нам всю ночь идти.
Когда они отошли уже шагов на пятьдесят, одна из женщин обернулась и крикнула что-то, чего за дождем нельзя было разобрать, и махнула рукой.