- Бесчувственный чурбан, скотина, идиот, тоже мне вояка нашелся! – Ворчала Наталья Павловна, мечась по комнате. – Загубил мою жизнь, сожрал молодость и, видишь ли, даже не подавился, кровавый тиран! А я отомстила тебе! Небось, сейчас мучается там у себя, сердечко нащупывает. А на меня ему наплевать, сиди ему тут, в четырех стенах, как на привязи и проживай жизнь до старости, пока он по бабам разгуливает, зубы скалит. Ничего, я еще молода, мне всего лишь тридцать пять, я еще ничего, любому понравлюсь, детей ему нарожаю, любить себя научу. Все так!
Посмотрев на гору сваленных платьев, нижнего белья, обуви, меховых шуб, шерстяных платков и прочих мелочей Наталья Павловна поняла, что все это с собой ей не увезти. Она выбрала самое скромное платье, одела его, на голову накинула летний тканый платок, переобулась в сапожки, в руки взяла плетеную из шерсти сумку, в которую закидала драгоценные безделушки и подошла к зеркалу. Ничего лишнего, только то, что пригодится ей для восстановления новой жизни. Ее решительный взгляд из опухших от слез глаз засиял в отражении зеркала. Она оглядела себя со всех сторон, поправила бюст и разгладила талию. Но этого показалось мало для уверенности, тогда она засунула под платок выпавшие на лицо черные локоны волос, нарумянила щеки и накрасила губы.
- Чего-то еще не хватает для полной готовности. Аромата конечно! – Не щадя остатков духов, Наталья Павловна надушилась с избытком. – А вот теперь можно идти!
Когда Наталья Павловна вышла во двор, то удивилась тому, что ее ожидала запряженная лошадью бричка с Игорьком на козлах. Это Егор Аристархович распорядился немедленно собраться в путь. Игорек в черной фуражке с розочкой в петличке не то улыбнулся вместо приветствия, не то сделал вид, приглашая сесть, но помочь забраться даже не дернулся. Таков наказ был ему от хозяина, чтоб не вздумал угождать барышне. Ведь для него эта женщина по статусу и возрасту была почти ровня, отличало их всего лишь место происхождения. Если раньше эта женщина приходилась супругой помещику, значит, в помещицы метила, стало быть, прислуживать приходилось, а теперь она никто, просто человек женского пола и все. Наталья Павловна была готова к подобному неуважению, поэтому приподняла высоко подол платья и самостоятельно забралась на сидение. Не проронив ни слова, словно и так все было ясно. Игорек взмахнул поводьями, и повозка выехала прочь со двора. За всем произошедшим с открытой веранды второго этажа наблюдал помещик Третюхин. Он стоял ровно, спокойно, засунув руки в карманы синего халата, не один его мускул на лице не сожалел о происходящем. Только тогда, когда бричка скрылась из вида, он вынул руки из карманов, потер ими, будто бы замерз, а потом скрылся в доме.
К вечеру Игорек привез Наталью Павловну в город. Ему не велено было с ней о чем-либо говорить, поэтому он сидел молча и ждал, когда чуждая ему женщина сойдет. Наталья Павловна не торопилась сходить, она не знала куда ей идти, у нее была одна сумка с самыми необходимыми вещами и подаренными драгоценностями. Игорек вынул из своего внутреннего кармана бумажный сверток и вложил его в руки Натальи Павловны.
- Таков наказ хозяина, велено лично в руки передать. Теперь ступай с богом, - наконец сказал Игорек, передавая завернутые денежные банкноты.
Наталья Павловна подержала сверток в руках, как бы сомневаясь в искренности щедрого откупа, а потом быстро сунула его в глубь сумки и сошла с брички. В этот момент она испытала состояние стыда и позора, ей, бывшей жене помещика подал деньги слуга. Подал, словно нищенке подают милостыню, от чего слезы навернулись на ее глаза. Игорек смотрел, как медленно удаляется фигура женщины, которая совсем недавно являлась для него чуть ли не родным человеком, а теперь, с каждым шагом становилась совсем чужая и незнакомая. Когда шаги по мостовой улице окончательно затихли, Игорек направил бричку в сторону кучерской, где можно было переночевать до утра.
Спустя шесть месяцев, дело было зимой, помещик Третюхин совершил деловую поездку в город. Также в его планы входил поиск Натальи Павловны, для убеждения в ее обустройстве и здравом проживании, в чем он не сомневался. Обнаружить ее оказалось непростой задачей, поэтому пришлось обратиться в полицейское управление. Там ему сказали адрес прачечной, в которой работала интересуемая его особа. Отыскав прачечную, Егор Аристархович вошел в помещение и не признал среди находившихся там женщин бывшую свою жену. Попросив помощи у старшей прачки, ему привели Наталью Павловну. Она вышла к нему вся исхудалая, осунувшаяся, одетая в простых застиранных одеждах. Сильно изменившаяся в лице, но все еще узнаваемая, она стояла перед ним, склонив голову. Не ожидал Егор Аристархович увидеть такую картину. Не смог подобрать нужных слов, чтобы не навредить ими женщине, которую когда-то любил более чем кого-либо в мире. Находясь в своем поместье, он думал, что его бывшая жена, привыкшая к роскоши, имея на руках драгоценные подарки и большую сумму денег, без труда сможет найти себе достойное место в городе, зажить в богатстве да счастье, но оказалось, что ошибся. Вместо состоятельной успешной дамы перед ним стояла нищенка, измученная жизнью, плохим питанием и работой. Третюхин сунул руку в карман, хотел было достать бумажник с деньгами, но потом передумал, разве спасут эту женщину деньги, если не спасли раньше.
- Если вы еще любите меня, хоть чуточку, поедем домой Наталья Павловна? – Сказал ласково Егор Аристархович.
Наталья Павловна подняла голову и посмотрела на помещика взглядом чужого человека. В ее лице не читались чувства, не проглядывалось жалости, не злости. Это был взгляд обреченного и опустившегося человека, женщины, уверенно знавшей свое место в жизни.
- А ты меня примешь такую, Егорушка? Полюбишь или вновь вышвырнешь? – Спросила она дерзко.
Егора Аристарховича никогда, нигде, никто не позволял себе называть этак Егорушкой. Такое прозвище можно было дать крестьянину или рабочему, но никак не помещику Третюхину, отставному офицеру, ветерану, почтенному человеку. Из уст прачки подобное прозвище прозвучало оскорбительно, унизительно, совершенно не располагающее к доверию. Может это и принято у простых людей так называть друг друга, но только не среди знатного рода.
- Что это еще за Егорушка? Какой я тебе Егорушка? Знай, перед кем слово держишь, женщина! – Закричал, побагровевший от ярости помещик.
Третюхин сделал шаг назад, потом еще один и еще, а потом развернулся и вышел из прачечной вон. Он торопился, как можно быстрее уехать домой, в родное гнездо, туда, где его власть имеет полную силу, где его любят таким, какой он есть. Встреча с женщиной, по имени Наталья Павловна, теперь окончательно разрушила сомнение в своей вине перед ней. Помещику не хотелось больше иметь ничего общего с бывшей женой. Он был уверен, что последний шанс спасти угасшую любовь провалился раз и навсегда. Больше он никогда не станет связываться с персонами из народа, будет знакомиться с дамами из благородных семей, с воспитанием, с честью, с добротой и жениться только по взаимной любви. Жизнь преподнесла жестокий урок помещику Третюхину, из которого он сделал для себя правильные выводы: всех любить сердца не хватит, из жалости любви не выкроишь, сам себя губит, кто других не любит.
Альберт Громов, «Жена помещика Третюхина», 2015 год.