— Как всегда. Великолепно, — слабо улыбнулся оператор, позволяя младшему лаборанту стащить с себя утыканный датчиками комбинезон. — Нет, правда хорошо, — кивнул он в ответ на обеспокоенный взгляд старшего, — спина побаливает, но это на полу продуло.
— А что, — робко спросил младший, — может, лучше сидя?
Оператор снова улыбнулся, и хотя улыбка вышла куда ярче прежней, глаза остались неподвижными.
— Нельзя. Мы лежали. Всегда лежали.
— Извиняюсь, — пробормотал младший, глядя в пол.
— Брось.
Старший отщелкнул последний датчик и осторожно снял с оператора шлем. Тот с облегчением потер потную бритую макушку, легонько хлопнул обоих лаборантов по плечам и ушел в душ.
— Бедняга, — пробормотал ему вслед старший, — каждый раз он так.
— Как? — младший отдал ему влажный комбинезон.
— Вот так. Может улыбаться, шутить, а в глазах все равно смерть. — Оба помолчали. — Ну, потому он и лучший, что тут скажешь.
— Ага. Я таких чудес с интерпретатором еще не видел. — он слегка приоткрыл жалюзи. Снаружи небо унылым серым маревом растекалось меж притихшими вершинами небоскребов.
— Вот-вот. Не забудь отчет отправить… Или нет, я сам отправлю. Да не бычься ты, — старший успокаивающе махнул рукой, — тут вопрос не доверия, а внимания. Ты, не дай Бог, по неопытности пропустишь что, а ситуация-то вон какая нестандартная. Глянь, что там пищит?
Младший выбил затейливую дробь на клавиатуре.
— Сводка по состоянию оператора готова.
— Ага, — буркнул старший — он сражался с комбинезоном, который всеми силами стремился соскользнуть с вешалки. — Что с эмофоном?
— Написано, что в норме, местами даже повышен.
— Охренеть. Нет, серьезно.
— А что ему сделается?
— Я ж говорю, зеленый ты еще. Как интерпретатор работает, в курсе?
— А то ж, — младший напрягся, будто школьник у доски, — эмпатическая биомасса генерирует созданную оператором личность, которая с максимальной эффективностью и без ключевых слов…
— Да не по учебнику. Сам-то как понимаешь?
— С трудом. Вроде как, там, в ванной, оператор создает некую личность, и та человеческую речь очень точно переводит в машинный код.
— А говоришь, с трудом. Почти верно. Но тут важен сам процесс создания. Оператор должен искренне верить в реальность собеседника. Не просто думать о ком-то, а говорить с настоящим человеком. Поэтому эмоции важнее слов — пока он чувствует, что рядом друг, брат или, как у нашего, — жена — пока интерпретатор работает. И чем… не знаю, живее, что ли, личность — тем точнее перевод команд.
За стеной прерывисто шипел автоматический душ. Старший отправил шлем и комбинезон в стерилизатор и перевел дух. Жара расчертила его лоб блестящими ручейками.
— Тут-то собака и зарылась, — он бездумно достал из кармана мятую сигарету, покрутил ее в пальцах, опомнился и сунул обратно. — От всех этих игрищ с воображением в башке появляются серьёзные противоречия. Мозги перегреваются и начинают сами себя спасать — тупо отрубают эмоции. Десять, двадцать сеансов — и все, не человек, а та же… биомасса. Вот мы и снимаем эмофон с операторов после каждого сеанса, а как отклонения начинаются — так все, спасибо, тройной паек, госпенсия и благодарность всего человечества. Прощайте.
— А-а-а… А у нашего…
— В норме. Местами, вишь, даже повышен. И это ненормально. Да что там говорить, с нашим оператором вообще нормального мало. Ну ладно, биомасса колышется — она у всех дрожит, когда данные принимает, пусть и слабее. Но она руку! Руку отрастила, видел?
— Видел.
— Вот потому я сам отчет составлять и буду. И вот что я тут подумал — ты тоже пиши. Отправим два, на всякий пожарный.
— Сделаю, — младший приободрился. — Слушай, а кто… она?
— Жена, — сразу понял Первый. У него жена одной из первых заразилась. Говорят, пока умирала, он от горя чуть с ума не сошел — и сошел бы, если бы «БиоКом» не запустили. У них слоган был цепляющий такой: «Поговорите с любимыми. Спасите мир». Туда после первого мора такая толпа ломанулась, что охрана не справлялась, только все зря. Они думали, им там ожившие воспоминания приведут, а когда их к ложу подводили — ломались. Почти все уходили.
— Ну все равно ж операторы нашлись.
— Конечно, нашлись. Пара десятков на весь мир, причем пятеро, говорят, из каких-то диких джунглей. Мол, у них там чувственное восприятие какое-то особо яркое.
— Наш-то, вроде, совсем наш.
— Говорю ж тебе, наш — вообще уникум. Лучший. Ему, чтобы настроиться на биоком, всего-то и нужно, чтобы было темно и тепло. Как в ту ночь.