– Хочешь меня завести и бросить? – спросила Сара. – Ты говорил, что здесь недалёко.
– Я покажу тебе одно место, которое тебе должно понравится, – сказал Баль.
Они подошли к железной двери, у которой стоял стражник. Баль попросил его открыть дверь. Взял Сару за руку и повёл её вперёд. От солнца на миг ослепли глаза. Свежий воздух ударил в лёгкие. Баль же перемолвился с охранником словом и пошёл дальше, держа её за руку. Когда привыкли глаза, Сара смогла оглядеться по сторонам. Горы. Холодные и суровые они смотрели на неё. Редкая трава пробиралась сквозь каменную крошку. Сильный ветер и яркое небо со слепящим солнцем. Сара смотрела по сторонам, не замечая, как слёзы скользят по щекам.
– Пещеры – это не тюрьма. Не знаю, почему многие так считают. Это два города и сеть посёлков, которые сообщаются друг с другом транспортом. Вон там видишь мосты? По ним мы ездим. С той стороны горы дорога в долину, где у нас есть деревня. В планах вот у подножья той горы сделать ещё одну деревню.
– Надо было предупредить, – сказала Сара, вытирая слёзы рукавом.
– О чём? О строительстве деревни? Так это только недавно решили. Вчера с местом определились. Теперь осталось людей привлечь. Но не думаю, что это будет такой уж большой проблемой, – ответил Баль.
– Я о другом. Что мы сегодня выйдем на поверхность.
– Какая разница, где время проводить? Сейчас темнеет рано, поэтому у нас не так много времени. Давай перекусим и до темноты успеем уйти, – сказал Баль, доставая хлеб. Он нашёл несколько внушительных камней, которые походили на стол и три стула. – Попробуем, как у тебя получилось приготовить. Кстати, почему именно пекарня?
– У нас в посёлке были перебои с едой. Там, где я родилась. Чтоб получить такую буханку, приходилось отстоять очередь в несколько часов. Но когда люди получали хлеб, они выглядели счастливыми. Ещё от пекарни пахло вкусно. Мне всегда казалось, что самое важное для людей – это аромат свежего хлеба. Если он будет, то остальное можно всегда решить. А потом я выросла и поняла, что хлеб может быть в тюбиках, а то и вовсе его может не быть. Питание может быть искусственным. И важнее не хлеб, а деньги и лекарства. Но это потом было, – ответила Сара.
– Но ты не пошла делать лекарства...
– Я пошла зарабатывать деньги. Думала вначале выйти замуж за хозяина компании, но потом поняла, что это одни проблемы. Пенр – это большой ребёнок, за которым нужен глаз да глаз.
– И ты решила посветить себя его воспитанию? Просто пытаюсь понять почему ты не замужем.
– То одно, то другое. Некогда о себе думать, – ответила Сара, задумчиво жуя хлеб.
– Кто-то из родни заболел? – предположил Баль. – Ты говорила про лекарства. Поэтому я так подумал.
– Вначале отец, потом мама. Брат в неприятности попал. Нужны были деньги. А их только я и могла заработать. Вот и работала, – ответила Сара. – И чего я тебе всё это рассказываю?
Она отвернулась. Баль слёз с камня и лёг на землю.
– Каждому надо иногда выговориться. Рассказать, что у него на душе творится, – ответил он. – Иди сюда. Отсюда хорошо видно небо, по которому вы так тоскуете.
– Тебе оно не нравится? – садясь рядом, спросила Сара.
– Не нравится. Терпеть не могу, когда нет потолка.
– Зачем же сюда пошёл?
– Глупая, тебе хотел сделать приятное. Я за тобой таким образом ухаживаю, – ответил он.
– Ты говорил, что это всё игра.
– А в каждой игре есть доля настоящего. Через два дня ты уедешь отсюда. Чего будешь делать? Пенр хочет остаться. Так что лететь тебе одной. Как жить будешь?
– Буду работу искать.
– Всё сначала начнёшь? – спросил Баль.
– Нет. У меня есть некоторый опыт за плечами. Конечно, придётся многое объяснить, почему Пенр не вернулся. Но...
– Сара, а зачем тебе все эти проблемы? Может найдёшь себе дело по душе. Хотя бы хлеб печь. Заведёшь семью, детей, о которых будешь заботиться. И поверь, это более благодарное занятие, чем следить за взрослым мужиком. Просто представь картинку, что не надо думать о деньгах и хлебе. Всегда будет тёплая квартира, уютные вечера, выезды на природу. У нас хорошо развита лечение различных болезней. Много интересных товаров и вещей. Зачем тебе куда-то уезжать?
– А кандидаты в мужья ты себя предлагаешь? – спросила Сара.
– Почему бы нет? Нам необязательно жениться прям так сразу. Можем просто повстречаться. Я часто буду в городе бывать. Ты научишься хлеб печь. Узнаёшь наш язык. Чего тебе делать там, если возвращаться всё равно некуда? А здесь можно начать с чистого листа. Лесу я понимаю. У неё там была вся жизнь.
– У меня там тоже жизнь.
– Там тебя кто-то ждёт? Кто-то полетит за тобой, чтоб найти в наших горах? Есть такой человек, которому нравится, как ты улыбаешься и за это хочется весь мир перевернуть? А когда ты грустишь, то внутри аж противно становится? Здесь у тебя такой мужчина есть, готовый хоть каждый день под открытым небом гулять, если это вернёт тебе спокойствие и улыбку, – Баль говорил спокойно, даже скорее холодно. Он смотрел на небо и не думал глядеть в сторону Сары. – Просто подумай об этом. Хлеб у тебя вкусный получился. Каждый день готов его на работу брать. А пока пойдём назад. Я попросил маму, чтоб она тебе юбку нарядную сшила. Через два дня танцевать с тобой будем.
– А если я не соглашусь танцевать? – спросила Сара.
– Так не нравлюсь?
– Не нравишься.
– Первое впечатление бывает обманчивым, – он поднялся, отряхнулся. – Пойдём. Погуляли немного, пора и делом заняться.
– Не боишься сам разочароваться?
– Не боюсь. Ты первая женщина, которая мне действительно понравилось. А у меня опыт большой. Как-никак два брака за плечами, – ответил Баль.
– И чему тут гордиться?
– Особо нечему, но в женщинах я разбираюсь больше любого из местных мужчин, – сказал он, беря её за руку. Тёплая сильная ладонь сразу согрела уже успевшую замёрзнуть под холодным ветром руку Сары. И почему-то стало тепло на душе. Но Сара запретила себе даже думать в этом направлении.
***
– Красивая одежда, сшитая по фигуре – это самое лучшее средство от хандры, – сказала Лета. – У меня есть несколько заготовок. Быстро справимся.
– Я думала, что надо будет заниматься кройкой, – сказала Леса.
– Это считай моё изобретение. Я делаю основу, которую уже подгоняю по фигуре. Получается намного лучше, чем широкие безразмерные рубахи, которые мы носили раньше. Или платья, что больше на мешок походили, – сказала Лета. – Когда сюда приехала, то в такой растерянности была. Но больше всего угнетали серые платья. Они меня прям с ума сводили. И деревянные башмаки. Я-то привыкла к подаренным сапожкам. Пока ехала в обозе, то торговцам шила рубахи, а мне подарки дарили. Своеобразный обмен был. И тут эта серость и дерево.
– А нам выдали удобные ботинки меховые, – поднимая подол платья и рассматривая обувь, сказала Сара.
– Так это в последнее время они перестали издеваться над ногами невест. Одно время гномы хотели, чтоб женщины от безысходности и за удобства замуж выходили. Общие комнаты, поощрялась вражда, делалось всё, чтоб невеста принимала первое встречное предложение жениха. Многие так и делали.
– Сейчас чего-то изменилось? – спросила Леса.
– О! Много чего. Одни раздельные бани чего стоят. Вначале они совместные были. Душ не проводили. Так вот, заходишь в такую баню, а там все в чём мать родила. Вот мне весло было. Я же девчонкой сюда попала. Ещё и не целована была. Краснела, как закат, – ответила Лета. Всё это время она не прекращала измерять Сару.
– И чего? Не жалела, что здесь оказалась? – спросила её Леса.
– А чего жалеть? Там у меня была семья. Родители были. Богатые. Но всё по их указке приходилось делать. Я не могла заниматься любимым делом. Мне шить всегда нравилось. Когда улетала, то мне бабушка пожелала, чтоб я счастье нашла. Я его и нашла, хотя вначале всё казалось таким плохим и неправильным. И в прислуге была на постоялом дворе, и здесь мне не нравилась. Но потом, как понял, что Фегле мил и без него я не вижу своей жизни, так и перестала хандрить. Что ведь человеку для счастья надо?