Жан Жак задумался, а я, наслаждаясь вином и устрицами, рассматривал его. Меня забавляла эта ситуация и я отлично проводил время. «Делать то, что принесет деньги», – задумчиво повторил мой спутник и огляделся. Этот живой мальчик желал действовать тотчас. Столики вокруг нас в основном занимали дамы в возрасте, все, как на подбор, в белых отпускных одеждах. «У них есть деньги, я знаю», – запальчиво произнес Жан Жак, глядя на соседний столик. «Упаси бог, ты же не собираешься грабить бедных старушек?» – воскликнул я. «Нет, – горячечным шепотом ответил Жан Жак. – Я собираюсь с них поиметь». Он произнес эту скабрезность, но в голосе его не было даже намека на грязную шутку. Он говорил серьезно.
Какой-то кураж тотчас овладел и мной, и, осмотревшись, я понял, что мальчишка попал в самое яблочко. Если что и могло вернуть в юность этих немолодых красавиц, то совершенно точно это была не вода. Их эликсир бессмертия сидел прямо передо мной. «А ты прав! – рассмеялся я. – Пойди, спроси их, не хотят ли они развлечься!» Каково было мое изумление, когда Жан Жак послушался и, решительно встав, направился к соседнему столу. Он склонился и что-то прошептал одной из женщин, которой, на мой взгляд, было никак не меньше семидесяти. Мое лицо залила краска. Я был готов вскочить и немедленно покинуть ресторан, но оцепенел. Седовласая мадам задумчиво осмотрела Жан Жака и что-то прошептала в ответ. А потом… протянула ему салфетку с номером своего телефона. Я был потрясен!
Жан Жак вернулся за столик напряженным, как струна. «Мы встречаемся вечером», – сказал он и замолк. В лице его не было ни единой кровинки.
Я снова оказался в Виши, спустя, наверное, лет десять. Вновь решив проверить на прочность свое здоровье термальными источниками, я вернулся в эту юдоль спокойствия. Однажды, прогуливаясь в парке, я набрел на аллею, где когда-то повстречал Жан Жака. Сейчас, в ноябре, это место пустовало. «Наверняка он давно в Париже, выступает», – подумал я. Каково же было мое изумление, когда, вернувшись после прогулки в лобби своего отеля, я увидел Жан Жака.
Я сразу узнал его, хотя это был уже другой человек. Он превратился в настоящего красавца. Его мужская сила расцвела, лицо хранило печать уверенности, а губы выдавали в нем баловня судьбы. От меня не укрылся дорогой костюм и цепкий взгляд, который он бросал на всех без исключения входящих в фойе женщин.
Я окликнул его, и он подошел.
– Жан Жак, вот так встреча! – воскликнул я, обнимая своего знакомого. – Я думал, ты давно уехал из города.
– Зачем мне уезжать? Здесь есть все, что мне нужно. А ведь я так и не поблагодарил вас.
– Но за что?
– Вы открыли мне глаза. До того я был слеп, словно работяга без кирки в алмазном гроте. Теперь я счастлив и могу иметь все, что пожелаю. А все благодаря вашему совету.
– О нет, не говори мне, что ты до сих пор…
Он кивнул, улыбаясь.
– Ну и… Много у тебя клиенток?
– Этот источник никогда не иссякнет!
Я рассмеялся.
– Так ты счастлив? Что ж, не многие могут этим похвастаться. Я рад, что в тебе больше не осталось грусти.
– Грусти? – Жан Жак удивленно посмотрел на меня.
– Ну да. Когда я увидел тебя впервые в парке, твое лицо источало печаль. Именно поэтому я подошел к тебе, ты не помнишь?
Он отрицательно покачал головой:
– Странно… Совсем не помню, чтобы я грустил в те годы. Но раз уж вы так говорите, то, скорее всего, это было от безденежья.
– Ах вот как! От безденежья… Но как же твоя музыка? Ты еще играешь?
– Разве когда попросят. Но это всегда стоит дороже.
Баратинёр
Как-то раз я был проездом в одной премиленькой французской деревушке, и вот какую историю мне там рассказали.
Я сидел за столиком небольшого ресторанчика, под темным, хорошо укрывающим от зноя зонтом, когда ко мне без всякого вопроса присел пожилой господин с длинными, на старый манер, усами. Присел он ко мне движением свободным, как я понял, для этих мест это было обычным делом – завести разговор с приезжим. Мы болтали с ним о всяком, как вдруг на каменных плитах, которыми был вымощен пол с улицы, появился старик. Мне сразу бросилась в глаза его осанка. Вы и сами легко ее вообразите, если представите себе слугу короля, до того опущены были его плечи, как если бы старик всю свою жизнь не занимался более ничем, кроме как прислуживанием. И как оказалось, внешнее впечатление не было обманчивым.