Самый родной мне человек отдал себя, создавая копии живых цветов. Цветов, которые украшали жизнь других, воруя ее собственную по крупицам. Даже сейчас я порой гляжу на свои пальцы и плачу оттого, что понимаю, как много цветы отняли у них. Этими пальцами я должна была трогать лицо своей матери, держать ее за руку, гладить ее волосы и запоминать их на ощупь. Но вместо этого мои пальцы помнят лишь шершавые складки, стебли и пестики. Вы возразите мне: то искусственные, а то натуральные. Но я отвечу вам: настоящие цветы – вот самые изощренные мучители.
Только много лет спустя я смогла отнести на могилу матери цветы. Не искусственные, живые. Но знаете что? – она вдруг расхохоталась. – Вы можете себе представить? Эти подлецы завяли! Они завяли уже на следующий день! Вот чего стоят эти создания. Ты служишь им, создаешь их копии, потому что кто-то не может прожить ни дня, чтобы не прижать к груди заветный букетик. А они? Они забирают твою жизнь, а взамен вянут на твоей могиле, – и она замолчала, переводя дух. – Угостите меня лучше крепким коктейлем, – сказала она, прижав руки к своим щекам, не глядя мне в глаза. – В любом коктейле больше смысла, чем в самом изысканном букете.
И я заказал ей «Ромовый гибискус», а когда его принесли, то снял красный цветок с бокала и бросил его под стол.
Рауль
Камин жарко полыхал. Каменные своды нависали над старинной мебелью, стены украшали портреты в рамках с позолотой. В глубоких креслах, окружавших столик в стиле Людовика XV, сидели дорогие хозяину гости.
Дым от сигарет клубился кверху, к настенным охотничьим трофеям, центральное место среди которых занимала крупная медвежья голова.
– Бог мой, Андре, посмотри на эти несчастные головы, они торчат из стены на потеху публике! – воскликнула Мадлен, озираясь по сторонам.
– Милая, это истинная французская забава, в ней и заключен доблестный дух любого стрелка – показать миру добытые трофеи, а иначе что за толк в охоте! – ответили ей.
– Ну можно как-то иначе похвалиться своими заслугами, но не так, по-варварски! Разве вы не согласны со мной? – обратилась она к Марселю Атенье, хозяину поместья.
– Как раз напротив! – вздохнул он. – Очень даже согласен. Я не любитель охоты, а вот мой дедушка был иного мнения. Всех этих красавцев он лично лишил жизни.
– Меня не вдохновляют такие рассказы, они только расстраивают! – надулась Мадлен и закурила.
– Посмотрите на этого медведя, – всплеснула руками ее подруга, Клодель. В голосе звенели фальшивые слезы начинающей артистки. – Как он был убит?
– Это дурная история, я не люблю ею делиться, – ответил Марсель.
– Да что не так с этим медведем? Жизнь его уже кончена, что может быть страшнее этого? – рассмеялся кто-то из гостей.
Вместо ответа Марсель откинулся в кресле, предлагая гостям жестом налить себе еще выпивки. Какая-то затаенная мысль бросила тень на его лицо, и он побледнел, задумчиво глядя на бокал с виски, в котором пламя из камина рисовало причудливые узоры. Он начал рассказ.
– Мой дед носил титул барона. Представьте себе, какие привилегии получает человек с таким званием: он мог обратиться за любой денежной контрибуцией, и она немедленно удовлетворялась. Барон де Бонье владел мануфактурами, кузницами и даже плантациями в Вест-Индии, вел красивый и сытный образ жизни. Говорят, самое тяжелое, что ему приходилось делать за день, это менять шелковый халат на обеденный костюм. Он был настоящим аристократом по рождению и по праву, не чета первоимперщикам, которых наплодил Наполеон. Нет, этот человек был истинным дворянином, впрочем, не всегда титул идет вкупе с достоинством. Однако, по порядку.
Жил он в Париже вместе с женой и тремя детьми, а этот замок был его летней резиденцией, местом отдыха. Он любил охоту, а так как здешние места полны дичью, то каждый сезон он по неделе или две гостил здесь, испытывая гордость оттого, что обед и ужин добывал лично. В тот год стояла теплая весна. Мой дед приехал в Шеврёз в сопровождении друзей, состоявших в большей степени из старых приятелей и в меньшей – таких же заядлых охотников, каким был он сам.
В первый же день охоты было убито шестьдесят вальдшнепов и выпито тридцать бутылок вина. Мужчины и слуги ели птиц два дня на завтрак, обед и ужин, но все равно у них оставались в запасе эти остроклювые создания. Это была охота что надо! На четвертый день, когда запасы алкоголя порядком подиссякли, а желание барона поразить друзей своей охотничьей удачей, напротив, усилилось – лес, словно сокрушаясь о собственной щедрости, вдруг вымер.