Хозяйка кинулась исполнять поручение. Сано, потемневший от усталости, вошел в комнату, держа под мышкой завернутую в ткань папку, и улыбнулся. Рэйко, чувствуя прилив нежности, тихо молвила:
— Добро пожаловать.
Сано нахмурился:
— Прости, что вынужден был оставить тебя одну. Все в порядке?
То, что он беспокоится о ней, даже когда голова занята серьезным делом, растрогало Рэйко до глубины души.
— Все прекрасно, — сказала она, сморгнув слезы. — Не терпится узнать, как твои дела.
Сано открыл рот.
— Нет-нет, — перебила Рэйко, — сначала отдохни.
После того как Сано выкупался и переоделся в прохладное хлопчатобумажное кимоно, Рэйко подвинула ему поднос с прозрачным бульоном, поджаренной речной рыбой, моченой редькой и рисом. Прихлебывая из чашки, он рассказал об обстоятельствах смерти Левого министра Коноэ.
— Значит, это убийство, — сказала Рэйко, мысленно потирая руки в предвкушении охоты на душегуба. — Да еще с применением техники киаи. Дело обещает быть интересным.
— И трудным, — уточнил Сано. Он сделал паузу, вынимая палочками кости из рыбы. — Есть надежда получить вскоре кое-какие улики. Не забывай и про допрос членов императорской семьи. Как только соберу факты обсудим. Я очень ценю твое мнение.
Рэйко упала с небес на землю.
— Обсуждения, мнения... Это все, что ты позволишь мне сделать для расследования?
— Прошу тебя, не расстраивайся. — Сано положил палочки на поднос. — Послушай...
Но Рэйко была не в состоянии справиться с разочарованием.
— Я должна участвовать в поисках улик, в опросах подозреваемых. Чтобы выдвигать полезные идеи, я должна ознакомиться с местом преступления. Я понимаю, традиция запрещает жене спорить с мужем, но ты сам говорил, что у нас необычный брак. В конце концов, неужели я проделала такой путь, чтобы сидеть в четырех стенах?!
— Я привез тебя сюда, чтобы защитить, — напомнил Сано.
— От канцлера Янагисавы, который в Эдо.
— Не только. Это расследование чревато крупными неприятностями.
Но Рэйко предпочитала опасность скуке.
— Я ничего не боюсь.
— А напрасно, — помрачнел Сано. — Владение приемами киаи делает убийцу Левого министра опаснее любого преступника.
— Почему это он опаснее для меня, чем для тебя? — возмутилась Рэйко. Будучи старше на одиннадцать лет, Сано часто напоминал ей расхожий образ чрезмерно заботливого папаши. — От «крика души» не спасают ни комплекция, ни сила.
— Но защищают опыт и многолетние тренировки в боевых искусствах. Существуют специальные упражнения для укрепления воли. Сильная воля — это основное условие для овладения приемами киаи и единственное оружие против него.
Рэйко распрямила плечи и уперла в талию кулаки.
— Так ты полагаешь, раз я моложе тебя и меньше знаю, то вообще ни на что не гожусь?
— Вовсе нет, — криво усмехнулся Сано.
— Еще неизвестно, насколько тебе помогли твои упражнения, — проворчала Рэйко, опуская руки на колени. — Ты никогда не имел дела с мастером киаи.
Сано поднял пустую чашку, посмотрел на дно и поставил на поднос.
— Прости, Рэйко. Я не мог тебя взять сегодня на место преступления, и завтра ты не пойдешь со мной в императорский дворец. Самураю нельзя повсюду ходить с женой, позволять ей вмешиваться в дела... Ты же понимаешь, так не поступают.
Повинная мина на лице мужа показала Рэйко, что спорить бесполезно. Сано сочувствует ее позиции, но нарушать общественное табу не намерен.
— Должно же быть что-то для меня, — прошептала Рэйко. — Разве нет свидетелей, которых нужно исподволь расспросить?
— Пока нет.
Рэйко печально кивнула, покоряясь доводам Сано. Однако, припомнив некоторые обстоятельства дела, она взбодрилась:
— Послушай, ведь среди подозреваемых есть женщины. Верно?
— Ну да, мать императора госпожа Дзёкио и его наложница госпожа Асагао, — осторожно согласился Сано, чувствуя подвох.
— Жена представителя сёгуна имеет право посещать дам из императорского дома! — торжествующе провозгласила Рэйко.
Однако Сано было не так-то просто победить.
— Иметь право и воспользоваться им — разные вещи, — сказал он. — История не знает примера женщины — мастера киаи, скорее всего убийца — мужчина. Тем не менее версия, что мать или наложница императора причастны к гибели Левого министра Коноэ, остается. Для тебя слишком рискованно вмешиваться в дворцовые интриги.
— Никто не знает, что я помогаю тебе в расследованиях, — отозвалась Рэйко. — Мой визит мать и наложница воспримут как проявление светской вежливости.
Сано вздохнул:
— Если они догадаются о твоих реальных целях, то последствия могут быть катастрофичными.
Рэйко вспомнила дело об убийстве любимой наложницы сёгуна и положила руку на живот.
— А если не догадаются? — машинально возразила она и подумала: «А ведь действительно!» — Ну согласись, у меня больше шансов получить нужные сведения. Женщины всегда откровеннее друг с другом, чем с мужчинами.
Сано нехотя кивнул и принялся палочками разделять рис на две равные части. Рэйко поняла, что в нем идет борьба между любовью и долгом, между осторожностью и необходимостью использовать все возможные методы для раскрытия преступления. Взяв сильные, твердые руки Сано в свои маленькие, изящные ладони, она тихо сказала:
— Мы супруги. У нас общая жизнь и честь. Как сказано в одном иностранном романе, и в радости, и в горе я разделяю твою судьбу. Разве я не должна сделать все, чтобы помочь тебе добиться успеха?
Они обменялись долгими взглядами, и Сано благодарно сжал ладони Рэйко.
Янагисава полагал: чем меньше приближенные знают о нем, тем лучше. Даже с личным секретарем он не был до конца откровенен.
В Белый зал вошел слуга, поклонился и сказал:
— Тот, кого вы ждете, приехал.
— Хорошо. Проводите его в Большой зал приемов, — ответил Янагисава и повернулся к Аису: — Я справлюсь с этим сам.
В глазах вассала мелькнуло неодобрение.
— Вы уверены, что это надежный человек? — До сих пор канцлер общался со своим главным агентом в Мияко исключительно посредством записок. — Не опасно ли встречаться с ним без охраны?
Янагисава едва заметно усмехнулся, поняв, что отнюдь не его безопасность волнует Аису, а собственное благополучие: боится, что кто-то лишит его милостей хозяина.
— Никто не осмелится напасть на меня здесь, — сказал он. — Ты свободен. Увидимся завтра.
— Да, господин. — Аису обиженно поклонился.
Позолоченные стены в Большом зале приемов были расписаны соснами. Нарисованные на кессонном потолке цветы блестели в свете многочисленных ламп. За дверями, украшенными матерчатыми кистями, стояла охрана. Раскрытые окна выходили в сад, где совсем не было деревьев, дабы падающие листья не навевали мысли о бренности жизни и политической власти. Индийская сирень распространяла по замку горьковатый аромат.
Канцлер Янагисава восседал на помосте. Слуга раздвинул дверь в дальнем конце зала и объявил:
— Досточтимый Согору Хосина, ёрики Мияко.
Высокий, широкоплечий самурай в темно-синем кимоно направился к Янагисаве. Когда он приблизился к помосту, канцлер разглядел красивое, суженное к подбородку лицо и ощутил вспышку сексуального возбуждения. Зрачки из-под тяжелых век с любопытством скользнули по канцлеру; полные губы изогнулись в короткой смелой улыбке. Канцлер интуитивно понял, что он как мужчина понравился Хосине.
— Добро пожаловать, — сказал Янагисава, дивясь тому, как мало говорят письма о личности автора. По докладным, в которых описывались обстоятельства смерти Левого министра Коноэ и результаты предварительного следствия, у канцлера сложился совсем иной образ агента.
Хосина опустился на колени и поклонился:
— Благодарю вас, досточтимый канцлер. Служить вам — большая честь для меня.
— Видел ли кто-нибудь, как вы входили в замок?
За последние девять месяцев Янагисава имел множество связей и с мужчинами, и с женщинами, но никому не удалось вытеснить из памяти юного Сатисабуро — единственного человека, когда-либо любившего его. Может быть, Хосине удастся, но нет ли опасности в их взаимном влечении?