Он устал.
Он не переставал думать о сыне, ни на секунду не переставал. Случалось, он просыпался посреди ночи будто бы от резкого толчка, садился на футоне и слушал, как часто стучит его собственное сердце. Вспоминал сына.
А теперь к тревоге о Такеши, ставшей столь привычной за долгое время, добавилась новая, куда более острая — тревога о Наоми и ее дитя.
Тревога о его внуке. О будущем клана Минамото.
Кенджи осознавал, через что заставляет пройти Наоми. Меньше всего он хотел вмешивать ее в войну и политику, да еще столь жестоким и суровым способом. Сколько он помнил, мужчины старались не втягивать женщин из его клана в междоусобные распри. А теперь он в нарушение всех заветов предков делает Наоми центральной фигурой на доске. Пусть на короткое время, но все же.
Она должна казнить отца и переманить на их сторону младшую ветвь Токугава — тогда у них появится шанс одержать победу в противостоянии с Тайра. Кенджи понимал, что возлагает на Наоми чрезмерно тяжелое бремя ответственности. Он понимал, что поступает так, как никогда не должен был поступить.
На закате он выехал из лагеря с небольшим отрядом солдат, оставив позади себя так и не смирившихся с его решением Нарамаро и Фухито. Минамото не мог их винить. Мальчишки — что они понимали?
Под покровом темноты они достигли места встречи, о котором было условлено с Масато-саном, к моменту, как на небе зажглась третья звезда. Кенджи спешился в дорожную пыль, ласково потрепал за холку коня.
Вдалеке, в низине холма горели огни поместья Токугава, разрезая сгущавшийся вокруг него мрак. Ночь выдалась на редкость лунная и звездная; Кенджи без факела мог различить лицо каждого из своих солдат, стоящих в отдалении от него, на почтительном расстоянии.
Он прикрыл глаза, представив суматоху, царившую сейчас в поместье. Предсвадебные хлопоты, последние сборы перед дорогой…
Скоро все это будет кончено.
— Кенджи-сама.
Услышав голос Яшамару-сана, он очнулся от задумчивого оцепенения и обернулся, проследив за его жестом, указывающим на небо.
— Они задерживаются.
Кенджи досадливо нахмурился. Верно, он становится старым, раз позволяет мыслям увлекать себя так, что он забывает о происходящем вокруг.
— Верно, — помедлив, кивнул он.
Звезд на небе заметно прибавилось с момента, как он вглядывался в него последний раз. Масато-сан и Наоми должны были встретиться с ними еще час назад. Нехорошее предчувствие шевельнулось в груди у Кенджи, но он тотчас приказал тому исчезнуть.
— Может быть, я отправлюсь им навстречу? — рискнул предложить Яшамару-сан, когда молчание Кенджи-самы затянулось.
— Не нужно, — сдержанно ответил тот. — Подождем еще.
«Что могло задержать их?» — думал он, неосознанно поглаживая рукоять катаны. Он велел Масато-сану держать все в тайне, чтобы никто в поместье ничего не узнал. Они должны скакать тайными тропами, которые может найти не всякий Минамото — что уж говорить про остальных.
Масато был одним из тех, кого приблизил к себе Такеши. И у Кенджи не было причины сомневаться в выборе сына; Масато не мог оказаться предателем.
Когда горизонт начал светлеть, и небо над ним уже не казалось чернильно-темным, где-то вдалеке раздалось поскрипывание колес — негромкий звук, отчетливо слышимый в окружавшей их тишине.
Взгляды всех воинов устремились к Кенджи почти одновременно: если сейчас они дадут обнаружить себя чужаку, то все задуманное пойдет прахом.
— Проверь, — Кенджи посмотрел на Яшамару-сана и жестом велел своим людям отступать дальше, в тень высокой травы.
Некоторое время они молчали в напряжении, пока не раздался тихий свист Яшамару — условный знак, что опасности нет. Кенджи удивился, когда понял, что последнюю минуту задерживал дыхание, и потому сейчас из его груди рвался выдох облегчения.
Вскоре на пыльной дороге показался силуэт Яшамару, за которым, поскрипывая, ехала рикша. Когда они приблизились, то в рассветных сумерках Кенджи смог разглядеть, что за поручни рикшу тащил Масато. Больше не прячась, он стремительно пошел им навстречу.
На Масато было страшно смотреть даже в тусклом, предутреннем свете: ввалившийся щеки, запавшие глаза, серое, изнеможенное лицо с пыльными дорожками пота. Он двигался будто деревянный и, одни Боги знали, как он все еще был способен переставлять ноги. Его руки повисли как плети, когда он отпустил рикшу. Запнувшись, он попытался склониться, не в силах говорить, но Кенджи остановил его коротким жестом и велел Яшамару:
— Позаботься о нем.
Из рикши вышла женщина, в которой он с трудом узнал Наоми: обильно напудренное лицо, густо подведенные глаза, алые губы и щеки, роскошное кимоно. Она улыбнулась ему сконфуженной улыбкой, подойдя ближе, и поклонилась, чувствуя себя донельзя неловко под взглядами солдат.