Когда все закончилось, и некоторое время он лежал, позволяя мыслям в голове лениво ползти, Наоми приподнялась на локте и заглянула ему в глаза.
— Ты думаешь, мои шрамы — уродливы?
Такеши, никак не ожидавший этого вопроса, искоса посмотрел на нее.
— А мои?
— То другое, — она тряхнула головой. — У всех мужчин есть шрамы.
— Почему ты спрашиваешь?
— Ты так на них смотришь иногда… — Наоми поежилась. — Красивого в них нет ничего. Но что поделать, если отец мой знал только палку.
— У меня полно таких же. И других, много хуже. Это не имеет никакого значения, — Такеши пожал плечами.
— Иногда я его ненавижу, — продолжила Наоми, будто не слыша. — Когда я жила с ним, то часто задумывалась… ну, думала, а что будет, если я отберу у него палку и ударю в ответ? Ударю так сильно, что он умрет. И каждый раз пугалась таких мыслей и просила прощения, потому что нет ничего хуже, чем убийство отца.
* сун — единица измерения, 3,03 см
Глава 29. Перемены. Часть II. Наоми.
«Плюх».
Она знала, этот звук станет частым гостем в ее кошмарах.
Наоми зажмурилась, когда Кенджи-сама опустил катану на шею ее отца. Но она не закрыла уши и потому услышала тошнотворный звук, с которым отрубленная голова Такао коснулась земли и прокатилась по ней.
Раньше она нередко слышала от Такеши, что за любым — любым — поступком следует возмездие.
Раньше для нее это были лишь слова. Теперь она смогла прочувствовать их значение. И Наоми не могла даже вообразить, какая расплата ее ждет за самое страшное из деяний.
Старший брат ее мужа был повинен в смерти матери и сестер, и Такеши скормил его останки свиньям.
По ее слову убили отца.
Что ждет ее?..
Наоми была настолько раздавлена, настолько опустошена произошедшим, что не сдержалась и надерзила Кенджи-саме.
Он сказал ей — в очередной раз — что она все сделала правильно. И Наоми ответила: «Такеши ради отца позволил себя пленить. Я же своего убила».
Наверное, пройдет время, и она пожалеет о сказанном. Но не сейчас.
Она была рада, что изменила себе и решила напудриться, и краска надежно скрыла ее бледное, обескровленное лицо.
Следом за головой отца на землю рухнуло тело, и никто из солдат не поддержал его, не уберег от падения.
«Приказала его убить, а теперь волнуешься, что обезглавленный отец лежит в пыли? В самом деле, Наоми?» — цинично отозвался внутренний голос в ответ на ее переживания, и она закусила изнутри щеки, чтобы не закричать. Ей не было больно смотреть на распластавшегося отца, но хотелось кричать, чтобы выплеснуть всю ту горечь, что отравляла ее изнутри.
— Поднимите его, — велела она вместо крика, и кто-то из слуг Токугава поспешно исполнил ее приказание. — Омойте и оденьте.
Наоми развернулась и пошла прочь — прочь от этой поляны, прочь от людей, прочь ото всех. Жаль, что прочь от самой себя ей было не так легко уйти.
Она брела по знакомым дорожкам сада, сопровождаемая двумя солдатами, что почтительно держались поодаль. Сквозь кроны деревьев проникали лучи солнца, и весь путь впереди нее был усеян пятнами света. Она остановилась и зажмурилась, запрокинув голову. Времени предаваться скорби у нее не было.
Нужно возвращаться назад, нужно говорить с представителями младшей ветви Токугава… Наоми неожиданно осознала, что почти не помнит их лиц, не помнит их имен. Она провела с этими людьми все свои детские годы, а теперь силилась вспомнить их голоса.
Впрочем, в том не было ничего удивительного: Такао не жаловал свою дальнюю родню, и обе ветви клана собирались за одним столом крайне редко, не чаще шести раз в год.
Ей было интересно, как относились к младшей ветви в клане Минамото? Не замечали подобно ее отцу, приглашали разделить трапезу за общий стол лишь в дни священных праздников? Или же не отстранялись от них только потому, что кому-то однажды не повезло родиться младшим сыном младшего сына?
Наоми не у кого было спросить. Она не представляла, как решится подойти с таким вопросом к Кенджи-саме или, еще хуже, к Такеши… если она вообще когда-нибудь его увидит.
Она коснулась ладонью живота — в последнее время этот жест все чаще предавал ей уверенности — и повернулась обратно. Сад вокруг наполнился звуками ее решительно стучавших по дорожке гэта.
В том месте, где заканчивался сад, ее ждал Яшамару-сан.
— Госпожа? — спросил он, оглядывая ее намного внимательнее, чем прежде.