Только зачем им это?.. Наоми не сомневалась — горит именно оно.
— Госпожа! — Масато-сан встряхнул ее, потому что она, сама того не заметив, начала захлебываться в истерике.
— П-п-поместье?.. Это поместье?! — бессвязно забормотала Наоми и дрожащими руками вцепилась в кимоно мужчины.
— Нам нужно уходить, госпожа. Сейчас же, — Масато-сан все еще держал ее за плечи — непозволительная вольность в любой другой момент, но сейчас Наоми была ему благодарна.
Было нужно, чтобы кто-то ее держал.
— Это поместье горит?! — овладев голосов вновь, выкрикнула она. — Поместье?!
Наоми казалось, горит она сама.
Она отчаянно пыталась сцепить зубы, что громко клацали друг о друга, унять слезы, что вот-вот готовились пролиться. Но истерика накрыла ее подобно волне — безжалостной и высокой, и она захлебнулась.
— Нужно идти, госпожа, — Масато-сан стиснул ее запястье и потащил за собой, и Наоми повиновалась, словно безвольная кукла. Она послушно переставляла ноги, следовала за мужчиной, не разбирая пути, слепо подчиняясь. Спроси ее о том, как они шли — и увидишь лишь пустоту в глазах.
Поместье в сознании Наоми соотносилось не просто с домом. Поместье, даже после похищения, представлялось ей крепостью, и не было в стране места надежнее него. Она спала спокойно, уверенная, что уж в нем-то с ней не приключится беды.
Она озиралась все время, пока Масато-сан уводил ее с холма вглубь рисового поля, и видела, как столб дыма разрастался, и вскоре все небо сделалось темно-серым, и в воздухе запахло гарью.
Они бежали сквозь поле к лесу, и ноги Наоми увязали в болотистой почве, проваливались в вязкую жижу, и как же она жалела сейчас, что предпочла дзори всегда удобным гэта. В самом начале поля они были вынуждены оставить рикшу — ее колеса утопали в земле еще сильнее, чем дзори Наоми.
Наоми не могла идти быстро и понимала, что задерживает всех, но никто из сопровождавших их солдат не обгонял ее и Масато-сана. Все они держались позади и, подобно Наоми, оглядывались по сторонам. Только в отличие от нее, они смотрели цепко и не жалели о горящем поместье, а искали противников.
В правом боку немилосердно закололо, и Наоми прижала к нему раскрытую ладонь. От быстрой ходьбы и встречного ветра ее аккуратная прическа растрепалась, и сейчас волосы неприятно липли к покрытому испариной лбу.
— Масато-сан, — просипела она на выдохе и настойчиво потянула его за руку, — я не могу так быстро…
Мужчина развернулся к ней, и она удивилась, увидев сочувствие на его обычно беспристрастном лице. Он резко остановился и столь же резко поднял ее на руки, хотя при размере ее живота это было непросто. Каждый его шаг чувствительным толчком отдавался в ее теле, и Наоми прикусывала губу всякий раз, как Масато-сан, забывшись, срывался на бег.
Она обхватила ладонями живот, уговаривая и себя, и сына потерпеть. Кромка леса маячила уже совсем близко, не дальше, чем в шести тё*. Еще немного, и они смогут остановиться, чтобы перевести дух. Нужно лишь уйти с открытого пространства, где они проглядывались на многие ри* вокруг, и где любая пущенная стрела будет для них смертельной.
Наоми умела терпеть, уж тут она в себе не сомневалась. Наоми умела, а вот ее сын — нет. И когда ее поясницу прострелила судорога, а подол кимоно намок, сделавшись невероятно тяжелым, Наоми поняла, что ее сын собирается увидеть свет.
Слишком рано! Слишком!..
По ее подсчетам ей оставалось носить дитя еще около трех-четырех недель.
Она встретилась с полным ужаса взглядом Масато-сана и вскрикнула, принялась извиваться в его руках. Боль была острой и горячей, словно раскаленный меч. Она чувствовала ее в спине, боках, изнутри живота — везде.
— Поставь меня на землю, — стиснув зубы, прорычала она, забыв об уважительном обращении. Она бы не обратила внимания, если бы нападение на них произошло в ту минуту. Все, о чем Наоми могла думать, — это ритм ее дыхания. Она пыталась не захлебнуться в собственной боли и в схватках, что скручивали все тело.
Она согнулась едва ли не до земли, стиснула подставленную руку Масато-сана и мучительно застонала.
— Мы не должны останавливаться, госпожа. Нужно дойти до деревьев, — умоляюще произнес мужчина.
Наоми не помнила, как они дошли. Она делала шаг и останавливалась, пережидая очередную схватку. Она падала на колени прямо в грязь, потому что не могла больше стоять, поднималась и шагала вновь. Ее волосы слиплись от пота, а кимоно — промокло почти насквозь. Она плакала и размазывала слезы по лицу, всхлипывала и все крепче сжимала руку Масато-сана.