У Татибана все было по-другому. Гораздо, гораздо больше людей, открытых пространств, прямых солнечных лучей, торопливых движений, громких голосов. Поначалу Наоми даже вздрагивала всякий раз, как слышала чье-то восклицание, или ее едва не сбивал с ног летящий куда-то человек.
А сколько у Нарамаро-сана было дядюшек и советников! Родственники матери и отца, те, кто знал его с детства, кто служил в поместье с незапамятных времен. Он обсуждал с ними дела поместья и клана, показывал письма, в их присутствии подписывал брачное соглашение.
Всеобщая суета, и без того присущая поместью Татибана, лишь усиливалась ввиду близящейся свадьбы. Дни, как всегда, бежали стремительно, а подготовка, как всегда, была далека от завершения. Времени оставалось все меньше, а дел — все больше.
Предстоящее торжество ни шло ни в какое сравнение со свадьбой Наоми; впрочем, она и не стремилась сравнивать. На свадьбу Нарамаро Татибана и Акико Фудзивара ждали гостей со всей страны, из множества кланов, земель и монастырей. Ждали даже бывших союзников Тайра — из тех, кто вовремя отрекся от Нобу и нашел нового покровителя.
Такеши говорил, да и сама Наоми понимала, что торжество станет местом заключения новых союзов и торговых контрактов, местом важных переговоров и встреч. Но не только сторонников можно будет обрести на свадьбе; легко и нажить врагов, и вспомнить старые распри. Неосторожно брошенное кем-то слово, сделанное вскользь замечание — такой искры хватит, чтобы разжечь давние споры, чтобы вспыхнула с прежней силой вражда.
Наоми знала также, что в поместье Татибана решат, наконец, кто получит титул сёгуна.
— Наоми-сан?
Услышав, что ее зовут, она подняла взгляд от свитка, который читала, и с некоторым удивлением осмотрелась.
— Да? — ее окликнула девушка — одна из родственниц Нарамаро-сана, и сейчас Наоми с мучительным стыдом пыталась вспомнить ее имя. За два дня, что они провели в поместье, им представили множество незнакомых людей, чьи имена исчезали из памяти в самый неподходящий момент.
— Это правда? — девушка смотрела на нее, ожидая ответа, а Наоми даже не знала, каков был вопрос. Она увлеклась чтением и потеряла нить общей беседы.
Минувшие дни она провела в компании девушек и женщин — кто-то из них был также приглашен на торжество, кто-то являлся частью клана Татибана. Из них Наоми, к своему огромному сожалению, знала лишь Како Асакура. Дайго-сама взял племянницу с собой, оставив старшего сына с женой в поместье. Впрочем, за все время она ни разу не говорила с Како-сан, даже взглядами старалась не пересекаться. Повторять тот ужин у Асакура ей не хотелось.
Согласно традициям, развлекать девушек беседой надлежало хозяйке поместья — матери Нарамаро-сана, но она давно умерла. И потому вместе с девушками они собирались в просторной, светлой комнате и предавались исконно женским занятиям — долгим беседам и рукоделию, развлекая себя сами.
Вчера Наоми вышивала, а сегодняшний день решила провести за чтением.
— Я, к сожалению, пропустила вопрос, — заговорила она, все еще не вспомнив имя миловидной девушки, что к ней обратилась.
— Это правда, что вы одна управлялись с поместьем во время войны?
На нее с живейшим интересом смотрели почти двадцать девушек, и Наоми несколько смутилась.
— Правда, — с несвойственной ей робостью ответила она. — Но в нем почти никого не осталось. Мне не было очень трудно.
Ее слова, однако, не погасили ни изумления, ни прежнего любопытства во взглядах девушек.
— Совсем одна… — произнес кто-то. — А я, признаюсь, не поверила, когда мне рассказывали. Ведь должны быть советники, управляющие, старшие родственники мужа! А, впрочем… — она поспешно осеклась, вспомнив, что у главы клана Минамото не осталось старших родственников.
Наоми благоразумно сделала вид, что не услышала ее оплошности. Она чувствовала на себе цепкий, насмешливый взгляд Како-сан — он буквально впивался ей в висок.
— Такова наша судьба, — заключила женщина, в темных волосах которой уже виднелись седые пряди. Ее звали Тсукико-сан, и в замужестве она принадлежала к роду Адзаи, потомкам рода Фудзивара. — Мужчины уходят на войну и оставляют на нас все свои дела. А когда возвращаются, то спрашивают, как с равных, если дела идут не так хорошо, как им хотелось бы. Вот только во всем остальном равными нас они не считают.
Тсукико-сан уже достигла того возраста, когда она могла говорить правду и не оглядываться на чужое мнение.