— Ты! Ты, маленькая грязная жидовка!!! Я всегда это знала!
— Отдай сюда! — Я хотела было поймать её руку, но она только пихнула меня к стене. Она смотрела на меня с таким победоносным видом на лице, как кошка, которая только что поймала мышь за поеданием своей сметаны.
— Поверить не могу! И как тебе удалось так долго всех водить за нос? Ты, грязная, паршивая жидовка! Ну всё, конец тебе!
Она сверкнула на меня хищным оскалом-улыбкой и бросилась к двери, только вот я не собиралась позволить ей так просто выйти отсюда с тем, что было по сути дела моим смертным приговором, зажатым в её руке. Следуя какому-то примитивному инстинкту выживания, я схватила её за волосы уже в дверях и со всей силой толкнула её в зеркальную стену. Должно быть, я хорошенько её пихнула, потому что зеркало треснуло в том месте, о какое она стукнулась головой. На секунду она потеряла концентрацию, а мне и этого было более чем достаточно, чтобы вырвать у неё свой кулон и бежать, пока не поздно.
Когда я уже заворачивала за угол коридора, я услышала крики Гретхен за спиной:
— Кто-нибудь, позовите гестапо! Она — грязная, лживая жидовка! Задержите её! Не дайте ей сбежать!
Я вбежала в гримерку, схватила свою сумку и выбежала через пожарный выход. Я не останавливалась до самой автобусной остановки и, на мою удачу, один автобус как раз подходил к ней. Я быстро запрыгнула внутрь, боясь оглянуться. Полминуты, а именно столько прошло, пока автобус не начал двигаться, показались мне вечностью. Я испытала огромное облегчение, что за мной хотя бы никто не гнался на улице, и я могла спокойно доехать до дома и хорошенько всё там обдумать. Я отвернулась от окна и заметила на себе любопытные взгляды пассажиров. Что ещё хуже, несколько сидящих впереди автобуса офицеров СС, также меня с интересом разглядывали. Только тогда я поняла, что на мне всё ещё была длинная пышная балетная пачка и пуанты. У меня ещё и кулон со звездой был зажат в руке, но хоть его никто не заметил.
Пытаясь привлечь как можно меньше внимания, я села на одно из свободных мест, открыла сумку и аккуратно уронила кулон на самое дно. Затем я достала оттуда свои обычные туфли, которые я бросила туда в спешке, и переобулась. Слава богу, никто меня ни о чем не спросил, и всего через полчаса я уже была дома.
Как только я закрыла за собой дверь, липкая и тошнотворная волна страха накрыла меня холодным потом. Ну и что мне теперь было делать? Какая же глупость, вообще додуматься надеть что-то подобное! И чего я только думала? Скрывавшаяся за давно подделанными документами, я ошибочно начала считать себя неуязвимой для системы, и теперь самая страшная ошибка, которую я только могла совершить, может стоить мне моей жизни. И не только мне, но и всей моей семье.
— Дура, какая же я дура! Бестолочь! — Закричала я сама на себя и, чувствуя себя совершенно беспомощной, съехала по двери на пол.
Слёзы уже вовсю застилали глаза, и на секунду я смирилась было со своей судьбой, потому что из такого было никак не выбраться, так почему бы не рассказать им всё как есть, когда придут, и покончить с этим. Но какая-то новая Аннализа, которую я раньше никогда не знала, вдруг подала свой отрезвляющий голос. «Соберись. Из любой, даже самой безвыходной ситуации, есть по крайней мере два выхода». Но с чего мне начать? «Прежде всего, избавься от улики. Так будет её слово против твоего».
Всё верно, улика. Я вырыла кулон со дна сумки, недолго думая взбежала вверх по лестнице на чердак и бросила кулон в коробку вместе с менорой и мезузой. Вместе со всеми вещами бывших владельцев он не вызовет никаких подозрений. «А теперь придумай правдоподобную историю». Я сорвала с шеи вторую цепочку, подаренную Генрихом, и сделала так, чтобы она слегка поцарапала мне кожу. «А теперь пойди прими душ, переоденься и свари себе кофе, как любой нормальный, невиновный человек. А потом всё, что нам останется, так это ждать».
Люди из гестапо пришли едва ли пару часов спустя. От громкого стука в дверь, от которого я чуть не выронила чашку, которую мыла, меня сразу же пробрал нехороший холодок. Но я всё же нашла в себе силы сделать глубокий вдох, вытерла руки о полотенце, расправила платье, пригладила волосы и пошла открыть дверь. Трое мужчин в кожаных пальто окинули меня взглядом; тот, что стоял впереди, заговорил первым:
— Аннализа Фридманн?
— Да.
— У нас ордер на ваш арест. Вы подозреваетесь в сокрытии вашей еврейской национальности. Вам придётся пройти с нами для дальнейшего допроса.
Допрос. Все в Германии знали, что это означало, и все одинаково боялись об этом даже говорить.