— Так где она? — требовательно повторил мужчина, буквально отрывая от моих губ флягу и снова вцепляясь в плечи.
Вот ведь жадный какой.
Я уже собралась дальше торговаться и добиться для себя еще чего-нибудь —таблетку жаропонижающего, порошок, микстуру или что там у них есть, — но следующая фраза заставила мгновенно насторожиться и забыть о собственных планах.
— Где Мисти? Скажешь ты, наконец, или нет? Она ведь была здесь, вот доказательство, — передо мной махнули содранным с меня же плащом.
Мисти…
Я могла поклясться, что раньше никогда не слышала этого имени, и в тоже время оно болезненным эхом отдавалось в душе, вызывало в памяти странные образы. Удивительно, но я, кажется, не просто догадывалась — твердо знала, кому оно принадлежит.
А еще сразу вспомнился безутешный детский плач.
— Мисти… Девочка? — на всякий случай переспросила я.
— Да.
— Худенькая, лет восьми… десяти, не больше. Серые глаза. Русые волосы заплетены в косу. Над верхней губой — маленькая родинка, — продолжала перечислять я.
— Да-да!
— В пышном голубом платье и такого же цвета туфельках.
— Это она, — мужчина жадно дернулся ко мне. — Ты ее видела?
— Нет, — призналась я честно, и меня тут же с яростным возгласом отшвырнули прочь.
— Издеваешься? — мужчина сжал кулаки, угрожающе нависая надо мной.
— Даже не думала, — я сдержала стон, потирая ушибленную при падении руку, и уставилась в побелевшие от ярости глаза. — Я никогда не видела эту девочку, но могу сказать, вернее, описать, где она находится.
Пауза.
Мужчина не сводил с меня хмурого, тяжелого взгляда — я почти физически чувствовала его недоверие — потом резко выдохнул сквозь стиснутые зубы и велел:
— Говори.
— Островок посреди болота… Не очень далеко отсюда, но и не рядом… — медленно начала я.
Говорить было сложно, во рту опять пересохло, хотелось пить и клонило в сон. А еще, видения стали путаться, ускользать, затягиваться липким, серым туманом. Чего-то не хватало. И, повинуясь внезапному наитию, я потянула к себе плащ, который мужчина сейчас прижимал коленом.
— Отдайте.
Плащ мне отдали, причем, немедленно, молча и без вопросов.
Стиснула в ладонях кусок ткани, вдохнула тонкий, едва уловимый аромат. Виски заломило, словно туда кусочки льда приложили, и я внезапно увидела все — ясно и четко.
— Бревенчатый дом… Черный… Как после пожара... — заспешила я, глотая слова. — Справа яма… Девочка там.
— Господин, я знаю, где это, — выкрикнул от двери взволнованный голос. — Охотничья сторожка в Серых топях.
Мужчина кивнул, соглашаясь. Резко поднялся.
— Поторопитесь, — просипела я ему в спину. — Яма наполняется водой.
Через мгновение рядом со мной уже никого не было.
Ушли… Ну и ладно. Хорошо, хоть плащ оставили. Или просто забыли?
Тяжелый разговор вымотал до предела, забрал последние силы, которых и так в общем-то не оставалось. Я снова свернулась калачиком, набросила на голову плащ, закрыла глаза и погрузилась в вязкую дремоту. Слава богу, хоть детский плач больше не слышала.
Следующее пробуждение вызвало стойкое чувство дежавю. Меня в очередной раз лишили «покрывала», разбудили, и я увидела перед собой все того же мужчину, внимательно меня рассматривающего.
Ну сколько можно? В конце концов, всему есть предел.
— Слушайте, что вам опять нужно? — зло проскрипела я. — Не хотите помогать, так дайте хоть умереть спокойно, а?
Перевернулась на другой бок, потянула на себя злосчастный плащ, намереваясь укрыться и заснуть — вопреки всему, но мне не позволили этого сделать. Сильные руки подхватили меня с пола, тщательно закутали во что-то пушистое, теплое и…
— Спасибо, — услышала я совершенно неожиданно.
А потом меня прижали к груди и понесли прочь из подвала.
Глава 2
«Прими, — пронзительным комариным писком звенело в голове. — Прими дар».
Что там мне пытались всучить и призывали принять, было непонятно, поэтому я вяло отмахивалась от назойливого требования. Не надо нам ваших подарков, от такого сомнительного счастья и помереть недолго. Хочу спать, просто спать.
И я спала.
Иногда ненадолго приходила в себя, безропотно пила горькую, тягучую жидкость, из бокала, который подносили к моему рту, глотала какие-то порошки и снова уплывала в болезненное забытье.
Прими свой дар, дитя, — заводил привычную песню все тот же уже изрядно надоевший голос. — Прими. Впусти. Откройся. И станет легче».